4 сентября в газетах опубликован Указ о награждении кинорежиссера Сергея Герасимова Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Это известие застало режиссера в Пицунде, где он отдыхал с женой Тамарой Макаровой. Там же в те дни находилась и супруга актера Олега Даля Елизавета (сам Даль в дни появления указа в Пицунде отсутствовал, уехав в Москву, где его утвердили на роль певца Анатолия Барыгина-Амурского в комедии Леонида Гайдая "Не может быть!" вместо выбывшего Валерия Золотухина). Узнав об указе, Елизавета купила букет цветов, бутылку шампанского и пришла к номеру режиссера, чтобы поздравить его с наградой. Однако хозяев на месте не оказалось — они допоздна гуляли в городе. Тогда гостья оставила подарки на пороге номера. О том, что они достигли адресата, она узнала следующим утром, когда в коридоре гостиницы встретила Тамару Макарову и та сердечно поблагодарила ее за оказанное ее мужу внимание.
4 сентября в "Литературной газете" опубликован очерк Василия Шукшина "Кляуза", который вызвал большой резонанс в обществе. В нем автор описывал реальный случай из своей жизни, произошедший в декабре прошлого года. Речь шла о том, как к Шукшину в больницу пришли жена и две дочери, а дежурная долго отказывалась их к нему пустить, а когда тот стал ее совестить — дескать, к другим больным вы детей пустили, — прилюдно его оскорбила. И, как бы в отместку, спустя несколько часов не пустила к Шукшину писателей, которые приехали в Москву специально для делового разговора с ним. В конце концов оголтелое хамство вахтерши так достало Шукшина, что он ушел из больницы в одной пижаме.
Когда этот очерк был опубликован, Шукшину пришло письмо от врачей той самой больницы, в которой разгорелся весь сыр-бор. Врачи писали, что он, "оболгав" их персонал, тем самым опорочил всех работников медицины. Говорят, Шукшина это письмо сильно расстроило. Жить ему оставалось меньше месяца.
5 сентября в Моссовет была вызвана группа советских художников-неконформистов в количестве четырех человек: Оскар Рабин, Юрий Жарких, Надежда Эльская и сын Рабина Александр. Поводом к этому вызову послужило письмо художников от 2 сентября, в котором они просили у городских властей разрешения провести в Москве в ближайшие дни неконформистскую выставку. Письмо не вызвало бы переполох на самом верху, если бы просители не уточнили, что выставку они собираются провести на свежем воздухе, то бишь при большом стечении народа. Допустить этого, естественно, не могли. Чтобы сорвать выставку, был разработан специальный план. Одним из первых его этапов было запудрить художникам мозги. Это запудривание произошло как раз 5 сентября, когда делегацию принял в своем кабинете завотделом Моссовета Сухинич, который уговорил художников провести выставку не на свежем воздухе, а в галерее МОСХа. Сухинич так и сказал: "Там соберутся солидные люди, известные мастера. Они посмотрят ваши работы, подискутируют. А потом вы снова заглянете к нам". Художники, приняв это заявление за чистую монету, удалились довольные. Они не знали, что все сказанное — хорошо срежиссированный спектакль. Впрочем, о том, как будут развиваться события дальше, я расскажу чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями сентября.
Те дни стали черными для популярного футболиста, 22-летнего игрока столичного "Динамо" Анатолия Байдачного. Причем все предшествующие события никак не предрекали футболисту больших неприятностей: в том сезоне игра у Байдачного складывалась как нельзя лучше, и он шел лидером среди бомбардиров союзного чемпионата (в последней игре с ташкентским "Пахтакором", 19 августа, он сделал хет-трик — забил три мяча). Как вдруг…
Все началось пятничным утром 6 сентября в Самолете, в котором "Динамо" возвращалось из Софии, где сыграло товарищескую игру с национальной сборной Болгарии. Этот матч москвичи выиграли со счетом 1:0 и, естественно, позволили себе расслабиться. Далее послушаем рассказ самого А. Байдачного:
"По дороге домой в самолете выпили все. А я просто попался на глаза в аэропорту Яшину и Качалину (тренеры "Динамо". — Ф. Р.). Первые их слова вывели меня из себя: "Ну как можно играть, если вот этот еле на ногах держится". Это была неправда. Я спокойно стоял и разговаривал с девушкой, но, услышав про себя такое, не выдержал и послал их куда подальше. Теперь до конца жизни буду казнить себя за то, что нагрубил Льву Ивановичу… А вечером 6 сентября в Лужниках играли сборная СССР-1 и сборная СССР-2. На этот матч я принес заявление об уходе из "Динамо" (в той игре победила дружба — 3:3. — Ф. Р.). На следующий день должен был лететь со сборной в Швецию. Вместо этого меня отправили в воинскую часть на гауптвахту. А потом было открытое собрание команды, на котором Гершкович, Долматов, Пильгуй и другие игроки команды обвинили меня в зазнайстве и недостойном поведении, порочащем честь советского футболиста. Их высказывания были опубликованы в еженедельнике "Футбол-Хоккей". Игроки вынуждены были озвучить мнение руководства. Хотя нашлись смелые люди — Жуков, Пудышев, Маховиков, которые ничего на том собрании не сказали…"
Читать дальше