Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В пятницу, 28 декабря, советский кинематограф понес тяжелую утрату: на 68-м году жизни скончался последний из выдающихся режиссеров-сказочников советского кино (первый — Александр Птушко — умер в марте) — Александр Роу. Он пришел в кино в 1930 году, начав с должности помощника режиссера. Набравшись опыта, восемь лет спустя он снял свою первую самостоятельную работу — "По щучьему велению". В ее успех не верил практически никто из коллег Роу, говорили: "Какой интерес разбираться в характере щуки, медведя, лисы и т. д. Это же неинтересно ни для вас, ни для зрителя — бросьте все это, не губите себя". В те годы модно было снимать кино о революции, врагах народа, про колхозную жизнь, а Роу все это претило, он хотел снимать сказки. И слава богу! Его первая же картина была замечательно встречена не только детской аудиторией, но и взрослыми. Этот успех вдохновил режиссера, и фильмы-сказки в его исполнении пошли одна за другой: "Василиса Прекрасная" (1940), "Конек-Горбунок" (1941), "Кащей Бессмертный" (1945), "Майская ночь, или Утопленница" (1952), "Новые похождения Кота в сапогах" (1958), "Марья-искусница" (1960), "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Хрустальный бамшмачок" (оба — 1961), "Королевство кривых зеркал" (1963), "Морозко" (1965), "Огонь, вода и медные трубы" (1968), "Варвара-краса, длинная, коса" (1970), "Золотые рога" (1973).

По свидетельству очевидцев, у Роу практически не было врагов — его все любили за добрый нрав и мудрость. Он крайне редко повышал голос на съемочной площадке, чем грешили большинство его коллег-режиссеров. Жена Роу, Елена Георгиевна, его обожала и носилась с ним, как с ребенком. Да что жена! Был случай, когда в Роу влюбилась одна заморская принцесса. Она передала через посла, что хочет немедленно выйти за Роу замуж. Режиссер ответил, что это невозможно, что он уже женат, да и возрастом немолод. На что принцесса заметила: "Ничето, на моей родине можно иметь несколько жен, а возраст не имеет значения…" Как это ни печально, но место Роу не удалось занять никому из отечественных режиссеров: таких сказок, как он, уже никто не смог снимать.

29 декабря два актера Театра на Таганке — Валерий Золотухин и Вениамин Смехов — были приглашены в МГУ на творческую встречу. Их коллега по театру Владимир Высоцкий, когда узнал, куда их пригласили, стал отговаривать. Он говорил: "Зачем вам нужны неприятности? За студентами надзирает КГБ, и, если что-то им не понравится, вас потом затаскают…" Высоцкий знал, что говорил. В свое время он тоже практиковал такие выступления в студенческих аудиториях, но, когда у него после них начались неприятности, он это дело оставил. Но коллеги его не послушали. В МГУ их провели к месту встречи обходным путем, что уже говорило о грядущих неприятностях. Однако аудитория была забита битком. Но мало кто из артистов сомневался, что в этой толпе находятся и с десяток стукачей. Уже вечером того же дня о каждом слове артистов наверняка было известно на Лубянке. Но никаких оргвыводов так и не последовало. Как говорится, пронесло.

30 декабря вышел Указ о присвоении звания народного артиста СССР знаменитому клоуну Юрию Никулину. Награда была приурочена к 52-летию актера (18 декабря), хотя, по правде говоря, Никулин и без этого давно считался истинно народным артистом. На тот момент он уже несколько месяцев как не появлялся на арене Цирка на Цветном бульваре, все свое время посвящая гастролям и съемкам в кино. Порой одно мешало другому: так, Леонид Гайдай пригласит Никулина на роль отца невесты в свою новую комедию "Не может быть!", но гастрольная деятельность не позволила клоуну сыграть эту роль, и она в итоге попала к Георгию Вицину.

Между тем Борис Сичкин продолжает томиться в тамбовской тюрьме. Перед самым Новым годом его в очередной раз перевели в новую камеру. Если до этого были камеры-одиночки, то теперь — общая, в ней сидели еще трое арестантов. Поначалу Сичкин подумал, что они сумасшедшие, — когда он вошел, один из них сидел на кровати и молчал, двое других, ритмично и синхронно поворачиваясь, ходили по камере, также не реагируя на появление гостя. Но потом от души артиста отлегло — арестанты оказались вполне нормальными зэками. Те, кто ходил, были ворами-рецидивистами, просидевшими в лагерях и тюрьмах по девятнадцать лет. Третий был шустрым, румяным блондином без грусти в глазах. Уже на вторые сутки он стал подбивать "клинья" к Сичкину — сообщил, что днями выйдет на свободу и может передать письмо на волю. Дескать, шмона бояться нечего, часовые его друзья. Сичкин поначалу согласился, но затем передумал, догадавшись, что шустрый блондин — тюремная наседка.