В тот же день, 27 марта, по Москве поползли слухи о письме академика Андрея Сахарова (написал его в соавторстве с физиком Валентином Турчиным) на имя Брежнева, Косыгина и Подгорного с требованиями расширения демократии в Советском Союзе (всего 14 требований). Это письмо Сахаров написал несколько недель назад и хотел, чтобы оно было коллективным. Ему не хотелось, чтобы кто-то заподозрил его в маниакальности (к тому времени он уже написал несколько писем в поддержку тех или иных гонимых властями людей). Копии письма Сахаров отослал своим коллегам по Академии наук. Всего их набралось 13 человек. И, видимо, кто-то из них проговорился. Академиков стали тягать на самый «верх» и изводить вопросами, что да как. В итоге все академики письмо подписывать отказались. Однако каким-то образом оно вскоре стало распространяться по Москве в «самиздате» (в ЦК КПСС письмо поступило еще 19 марта).
Между тем Сахаров, потрясенный изменой коллег-академиков, решил поехать к Твардовскому. Мол, тот обязательно подпишет. Но тут на пути академика встал историк Рой Медведев, который принялся настойчиво отговаривать его от этой затеи: «Зачем впутывать сюда Твардовского? Ему и так сейчас несладко приходится. К тому же он не любит коллективных писем. Если уж вам нужна чья-то подпись, то возьмите мою. Мне все равно уже терять нечего». Сахаров, после некоторых колебаний, с доводами Медведева согласился.
Тем временем в конце марта буквально лихорадило город Луганск, что на Украине, — там объявился насильник. В течение нескольких дней поздно вечером он нападал на женщин, возвращавшихся в одиночку домой. Действовал преступник по одному и тому же сценарию: приметив жертву на автобусной или троллейбусной остановках, он сопровождал ее до малоосвещенного места, где и нападал — душил, угрожал ножом, говорил, что они проиграны в карты и должны либо уплатить пять тысяч рублей, либо вступить с ним в половую связь. У некоторых из жертв он отбирал деньги, ценные вещи. По показаниям потерпевших, на вид насильнику было около 30–35 лет, он был среднего роста, широкоплеч, лицо продолговатое, смуглое, одет в светлый хлопчатобумажный плащ, белую фуражку и темные брюки. Поскольку показания жертв указывали на то, что все эти изнасилования совершал один и тот же человек, эти дела были объединены в одно производство, была создана специальная следственно-оперативная группа. В местах возможного появления насильника были выставлены засады, по маршрутам движения городского транспорта направили сотрудников под прикрытием оперативно-поисковых групп. Однако насильник как будто чувствовал, что за ним началась охота, и ни в одну из этих ловушек попадаться не спешил.
28 марта Дмитрий Шостакович отправляет из Кургана, где он лечится у доктора Илизарова, в Ленинград письмо на имя Исаака Гликмана. Приведу небольшой отрывок из него:
«Прошу тебя прочитать повесть Чингиза Айтматова «Белый пароход». Эта повесть напечатана в журнале «Новый мир» № 1 за 1970 год. Мне показалось, что это великолепное произведение. Думается мне, что Айтматов является одним из самых сильных прозаиков в нашей стране, да и во всем мире. (Ни Шостакович, ни Гликман, видимо, еще не знают, что прежняя редакция «Нового мира» уже разгромлена. — Ф. Р.)
Живем мы здесь так: встаем в 7 часов. От семи до восьми совершаю свой утренний обряд: мытье, бритье, физкультура, слушание последних известий. В 8.30 завтрак. В 9.15 уезжаем в лес, где гуляем один час. От 11 до 12.30 жестокая, вгоняющая в пот, гимнастика и массаж. В 13.30 обед. В 15.30 опять едем гулять в лес. В 17 возвращаемся в больницу. Все это идет на пользу. Руки, ноги становятся крепче. Но к вечеру я так устаю, что не только о «Короле Лире» не могу думать, но и о многом другом.
Кроме того, раз в три дня мне делают укол. Сделали несложную операцию. То, что я видел в больнице, в области лечения вызывает у меня восторг, удивление, великое восхищение человеческим гением. В данном случае речь идет о Гаврииле Абрамовиче Илизарове. При встрече я расскажу тебе о его достижениях…»
В тот же день, 28 марта, в Москве закончился закрытый судебный процесс по делу, которое чуть больше года назад наделало много шума не только в Советском Союзе, но и далеко за его пределами. Речь идет о покушений на Леонида Брежнева, предпринятом младшим лейтенантом Советской Армии Виктором Ильиным 21 января 1969 года. Убить генсека покушавшийся так и не сумел (в самый последний момент охрана изменила маршрут следования автомобиля с Брежневым), однако смертельно ранил водителя «Чайки», на которой ехали космонавты, накануне вернувшиеся на Землю из полета. Покушавшемуся светила высшая мера наказания — расстрел, но он сумел благополучно ее избежать: в мае того же 69-го года Ильина признали психически невменяемым и упрятали в психушку. Но поскольку виновных за случившееся все равно требовалось отыскать, на эту роль были определены близкие товарищи Ильина — младшие лейтенанты Александр Степанов и Анатолий Васильев, которых следователи обвинили в недоносительстве. На самом деле те ни сном ни духом не ведали о планах товарища свести счеты с генсеком. Однако на допросах следователи сумели ловко запудрить им мозги: сказали, что если те не признают себя виновными, то им накрутят срок на полную катушку. Поэтому на Военной коллегии Верховного суда СССР оба подсудимых покаялись «в потере социалистической бдительности» и получили минимум — три года исправительных работ плюс лишение офицерских званий. Самое интересное, что в этом же году в стране случится юбилейная амнистия, приуроченная к 100-летию Ленина, но Степанов и Васильев под нее не попадут. Свой срок они отсидят от звонка до звонка, сколачивая деревянные ящики под снаряды для тяжелых гаубиц. Но вернемся в март 70-го.
Читать дальше