Между тем перед Ефремовым стояла трудная задача — влить новое вино в старые мехи. Многим наблюдателям уже тогда было ясно, что эта ноша — неподъемная. Ефремов же верил в обратное. Хотя с первых же дней своего пребывания во МХАТе ему пришлось столкнуться с массой проблем. Вот как описывает это А. Смелянский:
"Осенью 1970 года Ефремов начал перестройку Художественного театра. К моменту прихода Ефремова в труппе было полторы сотни актеров, многие из которых годами не выходили на сцену. Театр изнемог от внутренней борьбы и группировок ("Тут у каждого своя тумба", — мрачно сострит Борис Ливанов, объясняя молодому Владлену Давыдову, что он занял чужой стул на каком-то заседании в дирекции). Ефремов поначалу вспомнил мхатовские предания времен Станиславского, создал "совет старейшин", попытался разделить сотрудников театра на основной и вспомогательный составы. Он провел с каждым из них беседу, чтобы понять, чем дышат тут артисты. После этих бесед он чуть с ума не сошел. Это был уже не дом, не семья, а "террариум единомышленников". К тому же "террариум", привыкший быть витриной режима. Быт Художественного театра, его привычки и самоуважение диктовались аббревиатурой МХАТ СССР, которую поминали на каждом шагу. Когда театр по особому государственному заданию приезжал на гастроли в какую-нибудь национальную республику, актеров непременно принимал первый секретарь ЦК компартии. Перед актерами отчитывались, их размещали в специальных правительственных резиденциях, въезд в которые охранялся войсками КГБ…"
А что же актеры театра "Современник", которые посчитали уход Ефремова предательством? Они в те дни нашли в себе силы справиться с тяжелой потерей и даже послали во МХАТ письмо, в котором писали:
"Друзья! Мы поздравляем вас с началом нового сезона и приходом к вам Олега Николаевича Ефремова. Как бы нам ни было тяжело и грустно, мы отдаем вам самое дорогое, что имели, — Олега Николаевича, с которым прожили пусть недолгую, но трудную и наполненную жизнь в искусстве. Мы хотим верить, что вы будете уважать, любить Ефремова и помогать ему. Это поможет и нам сохранить силы и единство".
В первой половине сентября в столичных кинотеатрах состоялось несколько премьер, из которых выделю одну: с 1-го в прокат вышел фильм Игоря Таланкина "Чайковский" (в роли великого композитора — Иннокентий Смоктуновский), который пару месяцев назад на кинофестивале в Сан-Себастьяне принес нашей стране престижную награду.
Кино по ТВ: "Часы капитана Энрико", "Жестокость" (2-го), "Княжна Мери", "Главный свидетель" (3-го), "Кавказская пленница", "Всего одна жизнь" (4-го), "Дон Кихот" (5-го), "На каждом километре" (Болгария, премьера т/ф 5–8, 12, 14, 15-го), "Журналист" (7-8-го), "Бег иноходца" (9-го), "Друг мой, Колька!" (12-го), "На войне как на войне", "Богатая невеста", "Медовый месяц" (13-го), "Актриса" (14-го), "Неоконченная повесть" (15-го) и др.
В среду, 16 сентября, в съемочной группе фильма "Белорусский вокзал" была назначена пересъемка эпизода "кладбище". Съемки проходили на столичном Немецком кладбище. Вот как вспоминает об этом актриса Раиса Куркина, сыгравшая в этом фильме генеральскую дочь:
"У Евгения Леонова до этих съемок как раз что-то случилось с сердцем, он был нездоров. Но на съемках это не было заметно. Помню, на кладбище около нас столпились ребята-могильщики и давай травить анекдоты, байки, включили транзистор с веселой музычкой. А Жене надо было сыграть, как он приходит на могилу позже других и по-мужски скупо плачет. Я смотрела на могильщиков с их историями и транзистором и все думала: как же он справится с ролью? Заработала камера, и Женя начал играть. Я была потрясена: это было великолепно. На таком же уровне он отыграл и второй, и третий дубль…"
В тот же день на другом столичном кладбище — Введенском — состоялись реальные похороны: хоронили кинорежиссера Левона Кочаряна. Но прежде, чем тело доставили на кладбище, состоялась гражданская панихида на киностудии "Мосфильм". На нее пришло большое количество друзей и коллег покойного. Очевидцы вспоминают такой эпизод: на проходную студии пришел знаменитый столичный вор Миша Ястреб, который знал Кочаряна еще с 50-х, когда они жили на Большом Каретном. Он только что в очередной раз вернулся из тюрьмы, узнал о смерти друга и пришел отдать ему последние почести. Однако бдительные вахтеры не захотели пускать бывшего зэка на территорию студии. Тогда на шум вышел Юлиан Семенов и провел Ястреба на панихиду по своему красному удостоверению.
Читать дальше