Это случилось перед праздниками, врачи ушли домой, он оказался почти без присмотра. Мне потом многие советовали подать на них в суд. Какой в этом смысл? Зачем? Человека нет, что я буду разбираться, доставлять еще кому-то неприятности?..».
Отмечу, что на момент смерти Копелян снимался в роли купца Кафтанова в телесериале «Вечный зов». В те мартовские дни съемочная группа фильма заканчивала натурные съемки на Валдае (с 28 февраля по 19 марта), но Копеляна туда не взяли, поскольку эпизоды с его участием там снимать не предполагалось. Группа рассчитывала снять эти эпизоды уже в павильонах «Мосфильма», тем более что их было не так много — всего три-четыре (в них Кафтанов отдавал свою дочь на растерзание Косоротову, после чего его убивал Иван Савельев). После смерти Копеляна был подобран его дублер, который и доиграл эту роль, в основном со спины.
Эльдар Рязанов продолжает работу над «Иронией судьбы». В те дни шли съемки в павильоне «Мосфильма»: снимали признание в любви Лукашина Гале (Ольга Науменко). Последняя вспоминает:
«Помню, снимали сцену, где Женя Лукашин отдает мне ключи от квартиры. Рязанов тогда сказал: «Оля, побольше счастья, побольше радости. Стоп. Второй дубль!». Мне не хотелось переигрывать, и я имела неосторожность ответить Рязанову: «Может быть, просто тень падает на мои глаза от шапки и не видно, что они у меня из орбит вылезают от счастья?». Что тут началось! В общем, не очень счастливый был день для меня… я разрыдалась. Но потом взяла себя в руки. Не знаю уж, достаточно ли счастья в результате было у меня в глазах, но на вопрос Жени: «А как же Катаняны?» я поэтому так зло отрезала: «Обойдутся!».
Кстати, с Андреем Мягковым мы за пределами съемочной площадки совсем не общались. Он вообще очень закрытый человек, был сосредоточен на роли. Сразу после отснятого дубля уходил. Почти ни с кем не общался. Не помню, чтобы я с ним между съемками перекинулась парой слов…».
Продолжает томиться в СИЗО Анатолий Марченко. Как мы помним, с момента своего ареста он держит голодовку, которая вызывает у тюремных властей яростное неприятие. Несколько раз они пытались «по-хорошему» заставить Марченко прервать голодовку, но тот пропускал эти угрозы мимо ушей. Наконец 7 марта терпение надзирателей лопнуло. Марченко привели в медсанчасть, где его дожидались сразу четыре надзирателя и один офицер. Сначала ему предложили добровольно выпить питательную смесь: дескать, при таком раскладе голодовка все равно считается. Но Марченко отказался. Далее послушаем его собственный, рассказ:
«Вот ты уже брошен на стул. Восемь или десять рук тебя буквально сжали тисками, нет, не тисками, а мощными щупальцами скрутили, опутали твое слабое тело. Открой рот! Не то его сейчас вскроют, как консервную банку.
Я отказался. Тогда сзади кто-то, обхватив меня локтем за шею, стал сжимать ее, еще чьи-то руки с силой нажимают на щеки, кто-то ладонью закрывает ноздри и задирает нос вверх.
Слава богу, врач велит освободить мне шею. Подступают с роторасширителем.
— Марченко, откройте рот, зачем вы доводите всех нас до озлобления?!
Роторасширитель кочует из рук надзирателя в руки врача. В конце концов его откладывают. Конечно, могли бы забить его в рот, но с риском покрошить зубы. А предстоит суд. Или, может, мои зубы пожалели?
— Будем вводить пищу через нос.
За волосы задирают мне голову вверх, приводят ее в покойное положение, фиксируют. Я по-прёжнему весь скован так, что не могу шевельнуться. Врач довольно легко вводит мне в левую ноздрю тоненький катетер, и через него огромным шприцем вгоняют питательную смесь. Вогнали несколько шприцев. Слава богу, кормление кончено. Меня отпустили. Но раньше, чем отправить в камеру, велели полежать на топчане. Нет, не для того, чтобы отдышался, а чтобы не вызвал в камере рвоту. Тут уж меня не мучили проблемы: ложиться добровольно или нет? Лег…».
В американском городе Колорадо-Спрингс проходит чемпионат мира по фигурному катанию (начался 5 марта). Блистательная пара Людмила Пахомова и Александр Горшков тоже присутствуют на нем, однако выступать в обязательной программе им было не суждено — из-за перенесенной недавно Горшковым операции. Сам он вспоминает о тех днях следующим образом:
«Все врачи, кроме Перельмана, были против моей поездки в Америку. Я спросил у хирурга, не разойдутся ли швы. Он сказал, что за швы могу не беспокоиться, но будет больно…
Объем легких у меня сократился почти наполовину. Но соперники этого не знали. Высота 2000 метров над уровнем моря — нормальному-то человеку после перелета кислорода не хватает. В конце тренировок я терял сознание. Руки-ноги немели. В произвольном было движение, когда Люда должна проехать у меня под рукой. Я просил: «Подними мне руки сама, незаметно для других, я не могу…»
Читать дальше