Как только я вошел, он спросил:
- Сегодня у генерала ты пил вино?
Я ответил:
- Это было не вино, а дары Франции. Господин Эжен угостил меня, два бокала поднес.
Шейх сказал, что я несчастный пьяница и что, видимо, без порки тут не обойтись.
Я не растерялся и спокойно сказал:
- Если вы прикажете меня выпороть, я всем расскажу, как вы каждый день достаете вино и водку и по ночам напиваетесь. А если не накажете, обещаю никому ничего не говорить.
Мои угрозы подействовали, шейх сказал, что на первый раз прощает, но если еще раз заметит подобное, дело примет иной оборот.
Казалось, все кончилось благополучно, но отношения наши были испорчены.
В это время поползли слухи, что Бонапарт решил вернуться во Францию. Он сказал своему переводчику господину Элиасу[33], чтобы тот отобрал мамлюков для службы у него. И вот господин Элиас пришел к Эль-Бекри в гости и выбрал для генерала двух мамлюков. А мне сказал, что если я захочу, он может устроить меня при Наполеоне. И даже добавил:
- Французы народ добрый, и все христиане.
Я раскрылся перед ним:
- О большем счастье я и не мечтал. Вы ведь не знаете, в каком положении я нахожусь...
Ничего не скрывая, я рассказал о том, как шейх переменился ко мне.
Уходя вместе с двумя мамлюками, господин Элиас сказал мне:
- Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.
Я верил его обещанию, так как знал его со времен Сала-бея.
Когда Элиас привел мамлюков к генералу, младший из них так испугался вида Наполеона (хотя он вовсе не был злым человеком), что заплакал.
Наполеон повернулся к переводчику:
- Я не хочу, чтобы мне служили вопреки своей воле. Зачем вы привели этого плаксивого ребенка? Верните его шейху и подберите такого, который сам бы захотел стать моим мамлюком.
Элиас воспользовался моментом:
- Если вы соблаговолите написать Эль-Бекри, то, может статься, я смогу привести того толстенького мамлюка, который лично сопровождает его. Я знаю парня, родом он из Грузии и прекрасный воин.
Вот так Бонапарт специально написал обо мне шейху.
В тот же день Элиас с конвертом в руке явился к Эль-Бекри и, проходя мимо меня, успел шепнуть:
- Поздравляю, я пришел за тобой.
Он вошел в комнату, где сидел шейх, и передал письмо Бонапарта.
Я нарочно тотчас же ушел к себе.
Все произошло так, как я и ожидал. Когда шейх прочитал письмо Бонапарта, он вызвал меня. Я пришел, и он велел прочитать при мне письмо.
Я начал отнекиваться:
- Я к французам не пойду, я хочу служить вам до конца жизни.
Эль-Бекри стал уговаривать меня:
- Это невозможно, дорогой мой, никто не может противиться воле главнокомандующего. Если б он моего родного сына потребовал, я бы не посмел отказать.
Излишне говорить, как я был в душе счастлив, что могу покинуть этот дом, где мною пренебрегли и столь неожиданно заменили меня неловким новичком, который даже толком ездить на коне не умел. Но на всякий случай я снова повторил, что служить у французов не хочу.
- Я всегда был счастлив под этим кровом, но ухожу, чтобы не обидеть вас. Обещайте, что в будущем возьмете меня обратно.
Шейх растрогался:
- Мы расстаемся не навсегда. Можешь хоть каждый день навещать меня.
После подобных заверений в верности я, согласно местному обычаю, поцеловал ему руку и попрощался. Я велел слуге, который был неразлучен со мной, снарядить коня и пошел прощаться с друзьями. Те два мамлюка, которым я покровительствовал как старший брат, горько плакали, чувствуя, что я ухожу навсегда.
Так я перешел на службу к главнокомандующему Бонапарту[34]... В приемную к нему меня повел господин Элиас. Увидев меня, Наполеон подошел, потянул меня за ухо, потом спросил, хорошо ли я езжу на коне. Я ответил утвердительно. Потом он захотел узнать, владею ли я шпагой, Я сказал, что много раз сражался на шпагах с арабами, показал шрамы на руках.
Он обрадовался и спросил:
- Как тебя зовут?
Я ответил:
- Иджахиа.
Он удивился:
- Это же турецкое имя. Тебя как звали дома?
Я признался:
- Рустам.
- Я не хочу, чтобы ты носил турецкое имя, с этого дня ты по-прежнему будешь Рустамом.
Он прошел к себе в кабинет, принес оттуда дамасскую саблю, рукоятка которой была в шести крупных бриллиантах, пару пистолетов в золоченых футлярах.
- Возьми, - сказал он, - дарю. Обещаю всегда заботиться о тебе.
Мы вошли в комнату, где лежала груда бумаг. Наполеон велел все это перетащить к нему в кабинет. В тот же день вечером, часов в восемь, я поднес ему ужин, после чего он потребовал экипаж захотелось ему прогуляться за город, немного отдохнуть. А своему адъютанту, мосье Лавиньи, приказал достать для меня арабского скакуна с хорошим турецким седлом. Мое место было возле двери его коляски, и мы вместе отправились на прогулку.
Читать дальше