При этом надо сказать, что в разных редакциях «Слова» в литературном портрете Дмитрия преобладают черты то князя-воина, то князя-инока. Иногда последний образ явно одерживает победу над первым. «Съвръшен муж…», который «ратным в бранех страшен являшеся», превращается в правителя, который «царский венець дръжаше», «на престоле царстем седяше и царскою багряницею одеашеся», а в то же время «в посте и в жажи и в молитве всегда пребываше и по вся нощи во псалмех и в молитвах всегда бяше, в тленнем телеси бесплотных житие съвръшаше…на голом телеси власяницу ношаше и во мнишескыи образ по вся часы облещися желаше…во святыя посты жестоко живяше…» и т. д. [2044] ПСРЛ, т. VIII, стр. 109–110.
Феодальная церковь приспосабливала к своим целям идеологического воздействия на народное сознание «житие» Дмитрия (написанное, вероятно, кем-то из книжников, отражавших настроения московского боярства). И так мало реальный облик рыцаря — «стража» Русской земли подменялся уже совсем бледным бесплотным силуэтом чернца-монаха на великокняжеском столе.
Как же все же оценить деятельность Дмитрия Ивановича Донского? Для того чтобы произвести такую оценку, очевидно, надо исходить не столько из посмертных характеристик князя его биографами, сколько из говорящих самих за себя конкретных фактов его политики. При этом для нас интересна прежде всего именно реальная направленность мероприятий Дмитрия Донского, а уже затем можно ставить вопрос о субъективных мотивах этих мероприятий, определяемых чертами личности московского князя.
Несомненно, годы правления Дмитрия Донского были годами определенных сдвигов в политической истории Руси. В области внутренней политики московская великокняжеская власть перешла от борьбы с правителями других княжеств (Нижегородского, Тверского) за великое владимирское княжение к подчинению их своей власти. Налицо существенная активизация внешней политики Руси. Если раньше русские князья обеспечивали безопасность своих владений от ордынских набегов посредством дани, уплачиваемой ханам, то теперь они уже организуют военный отпор ордынской силе. В целом успешным было и сопротивление Руси натиску литовских феодалов, предводительствуемых Ольгердом, — сопротивление, частично переходившее в контрнаступление.
В свете этого перелома в политическом развитии Руси в княжение Дмитрия Донского в более ярком свете выступает и личность самого Донского по сравнению, скажем, с личностью Ивана Калиты. Князь Дмитрий рисуется нам как полководец, возглавляющий русские военные силы в борьбе с мамаевой Ордой. Его деда мы представляем себе как ханского слугу, умно использующего хана; как ловкого дипломата, покупающего «мир» и «тишину» для Русской земли деньгами, которые он систематически возит в Орду. Но было бы весьма неосторожно объяснять разницу в поведении двух названных князей только их неодинаковыми личными качествами. Это различие диктовалось прежде всего неодинаковыми конкретно-историческими условиями их деятельности. Усилившаяся тенденция к политическому объединению русских земель вокруг Москвы и активизация внешней политики Руси к 70–80-м годам XIV в. были вызваны экономическим подъемом страны и ширившимся народно-освободительным антитатарским движением. Эти важные факторы изменили и методы политики московских князей. Один добивался «тишины» (внешней безопасности от ордынских набегов) путем выколачивания из населения денежных средств. Другой, используя имеющиеся в его время материальные предпосылки для военного сопротивления ордынским завоевателям и находя мощную опору в народном патриотизме, старался достигнуть «тишины» для Руси уже не только народным рублем, но и мечом. Однако до того, как Дмитрий Донской поднял этот меч, на борьбу с татарским игом уже поднялся русский народ.
И многое другое, отличающее политику Дмитрия Донского от политики Ивана Калиты и его ближайших преемников, объясняется иной обстановкой, в которой он жил и правил. Князь Дмитрий более последовательно, чем его предшественники, поддерживал союз с горожанами. Но при этом надо помнить, что к концу XIV в. сами города значительно выросли и их роль в социально-экономическом развитии была более существенной, чем во времена Ивана Калиты. Иван Калита действовал как князь-вотчинник» Дмитрий Донской продолжал в этом отношении его линию и вотчинный принцип даже положил в основу права обладания великим владимирским княжением. Но в деятельности Дмитрия объективно уже присутствуют мотивы национального объединения Руси. Вызвано это было тем, что в конце XIV в. уже достаточно отчетливо выявился процесс формирования русской народности как этнического целого, усилилась народная освободительная борьба. В такой обстановке не могла оставаться неизменной и политика великокняжеской власти. Когда сравниваешь поход на Тверь в 1327 г. Ивана Калиты (в сопровождении татарских войск) с походом на тот же город в 1375 г. Дмитрия Донского (во главе общерусского ополчения), то бросается в глаза различие в поведении обоих князей. Поход Ивана Калиты закончился разорением Тверского княжества, Дмитрий Донской постарался сохранить Тверь. Но вряд ли причины столь разного поведения можно видеть лишь в различии личных качеств и намерений самих князей. Эти намерения были не столь различны. Субъективно Иван Калита разорял Тверскую землю, потому что это было нужно московским феодалам, покупавшим таким образом иммунитет от ордынских грабителей для Московского княжества, а Дмитрий Донской пытался по возможности охранить Тверь от ненужных грабежей, потому что это помогало укреплению позиций московской великокняжеской власти среди тверских горожан. Но объективное значение рассмотренных актов обоих князей было неодинаково. Иван Калита подавил народно-освободительное движение. Дмитрий Донской объективно содействовал его подъему.
Читать дальше