Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Второе, что подчеркивает Ермолинская летопись, — это то, что уговорить жителей Москвы выйти из города вместе с князем оказалось не так легко. Они проявили естественное недоверие. Чтобы рассеять его, ордынцы прибегли к посредничеству пришедших под Москву с Тохтамышем нижегородско-суздальских князей Василия и Семена Дмитриевичей, которые под присягой подтвердили москвичам, что им нечего бояться. Таким образом, нижегородско-суздальские князья пригодились хану. Совершая предательство, они, очевидно, рассчитывали, что оно будет вознаграждено.

Третье, что обращает на себя внимание в рассказе Ермолинской летописи, это — характер ханского требования, предъявленного москвичам. В летописной передаче оно звучит так: «Вас, людей своих, хощет жаловати царь, неповинни бо есте, не достоини смерти, а ополчился есть на великого князя, а от вас ничего же иного требуеть, но токмо изыдете в стретение его со князем вашим, с легкими дары, хощеть бо град сеи видети, и вам всем дает мир и любовь» [1985] ПСРЛ, т. XXIII, стр. 128. . Что, собственно говоря, значит эта декларация? Что подразумевают слова хана о его желании видеть Москву? Конечно, не всегда правомерно искать скрытый смысл в каждом летописном выражении. Рискованно излишне усложнять правосознание людей того времени. Наивно также думать, что, ведя вооруженную борьбу друг с другом, татары и русские уже тут же заготовили четкие формулы их будущих политических взаимоотношений. И тем не менее историк обязан раскрыть хотя бы общий смысл тех правовых и политических понятий, которыми оперировали обе стороны (и татары, и русские), хотя бы эти понятия и не выливались в отточенные и законченные параграфы юридических трактатов. Несомненно, хан, даруя (на словах) населению Москвы жизнь и снимая угрозу разорения города, требовал от москвичей покорности и признания своей зависимости от Орды. Речь шла о возвращении к порядкам, бывшим до Куликовской битвы. Определенный политический смысл должен был иметь акт признания главенства на Руси хана у стен Москвы — города, ставшего центром объединения русских земель, претендовавшего на роль столицы будущего единого государства, города, откуда в 1380 г. двинулись полки, нанесшие Орде решительный удар на Дону. В то же время, требуя лишь «легких даров», Тохтамыш предлагал горожанам почетные условия сдачи.

В словах Тохтамыша, что он считает виновным перед ним одного Дмитрия Донского, но не народ, чувствуется желание поссорить население Московского княжества с его князем. Можно ли думать, что этот мотив в ханской декларации произвел известное впечатление на москвичей? Рассуждая абстрактно, это, конечно, возможно. Ведь князь покинул (по каким причинам, это особый вопрос) Москву, оставил в трудных условиях горожан. Почему бы им со своей стороны не возложить всю ответственность перед Ордой на Дмитрия Донского? Однако подобные настроения трудно допустить, учитывая авторитет в народе великокняжеской власти. Очевидно, психология горожан, вынужденных согласиться на условия, предложенные Тохтамышем, была примерно такая: они не вдавались в существо претензий хана к их князю, считая, что нужно сохранить город, а князь по возвращении сам сумеет дать ответ Орде.

В Типографской, Новгородской четвертой, Воскресенской, Никоновской летописях слиты и несколько расширены приведенные выше рассказы 1) Ермолинской и 2) Симеоновской и Рогожской летописей. Принципиально нового материала здесь не содержится.

Весьма своеобразно передает речь татарских парламентеров, обращенную к московскому населению, Тверской сборник: «пришел царь своего холопа показнити Дмитриа, а ныне убегль, а царь вам повествует: аз не пришел улуса своего истер яти, — но соблюсти…» [1986] ПСРЛ, т. XV, стр. 442. . Такие термины, как «улус» (повторенный в Никоновской летописи [1987] ПСРЛ, т. XV, стр. 75–76. ), придают этой речи оттенок близости к терминологии и понятиям татаро-монгольских ханов. Выражение «беглый холоп» применительно к московскому князю (которое должно было презрительно звучать в устах хана) воспроизводится тверским летописанием, чтобы подчеркнуть, что Дмитрий Донской, претендовавший на великокняжеский титул и политическое преобладание над всеми русскими князьями, в действительности — ордынский ставленник. В этом проявилось враждебное отношение к московским князьям летописца, выражавшего идеологию тверской великокняжеской власти.

Москвичи, ставшие жертвой обмана и со стороны ордынских, и со стороны русских (нижегородско-суздальских) князей, отправили большую депутацию к Тохтамышу. Ермолинская летопись не говорит подробно, кем были эти представители по своему социальному составу. Она только указывает, что впереди шли князь и «лучшие люди», за ними духовенство («чин священничьскы»). Другие летописи рассказывают, что из Москвы навстречу хану вышли люди разного социального положения. По Типографской летописи, это были «…анхимандриты, игумени и попове с кресты, а по них бояре, болшие люди (очевидно, верхушка горожан), и потом весь народ града Москвы». Новгородская четвертая летопись так рисует шествие к хану: «отвориша врата граднаа, и выидоша с дари многими к царю, такоже архимандритове, и игумены, и попове с кресты, а по них бояре, болшии моужи, и потом и черный люди» [1988] ПСРЛ, т. XXIII, стр. 128; т. XXIV, стр. 152; т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 333. . Выше уже отмечалась тенденция ряда сводов (в том числе и этого) подчеркнуть роль боярства в Москве в дни осады и несколько затушевать демократический характер ее населения в это время. Подобная тенденция выступает и при сравнении только что приведенных текстов Новгородской и Ермолинской летописей.