Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Что же конкретно произошло в Москве накануне того, как ее осадили войска Тохтамыша? Наиболее правдивое (хотя и очень сжатое) изображение московских событий находим опять-таки в Ермолинской летописи. Согласно летописному изложению, в городе были «мятеж и распря». «Народ», собравшись («совокупльшеся»), начал звонить во все колокола, созывая вече. На вече, по-видимому, было вынесено решение о подготовке города к обороне. Поэтому было решено никого из города не выпускать. Горожане организовали охрану всех городских ворот. На крепостной стене над каждыми воротами также были расставлены вооруженные москвичи. Тех, кто пытался бежать из города, задерживали и отнимали у них имущество. Вот в каких выражениях рассказывает обо всем этом летопись: «…и сташа суймом, а инии по вратом, а инии на вратех на всех, не токмо пущати хотяху из града крамолников и мятежников, но и грабяху их» [1956] ПСРЛ, т. XXIII, стр. 128. См. М. Н. Тихомиров , Древняя Москва, стр. 193–194. .

Характерно, кто «кромольниками» и «мятежниками» летопись называет тех, что хотел оставить город, т. е. летописный рассказ в какой-то мере выражает идеологию горожан. Как уже указывалось выше, по летописным данным, не хотели сопротивляться татарскому натиску князья и бояре. Инициатива же защиты города принадлежала горожанам. Власть в городе, в котором не было князя, из которого в панике старались бежать бояре, взяло в свои руки вече. По его приговору было решено крепить оборону Москвы и не допускать бегства из города. Поскольку в результате восстания горожан политическое руководство в Москве перешло к народу, а феодалы были устранены от власти, это восстание имело антифеодальную направленность. Характерным проявлением антифеодальных действий со стороны городских дружин, которым были поручены охрана крепостных ворот и производство ареста всех тех, кто пытался незаконно уйти из Москвы, было то, что летопись называет «грабежом». Речь идет об отобрании имущества у лиц, не желавших оставаться в городе. Этот, по выражению летописца, «грабеж» в действительности представлял собой конфискацию имущества (осуществляемую вооруженными отрядами горожан у беглецов в соответствии с общим постановлением веча), с тем чтобы оно не досталось врагу и потому что для перенесения предстоящей тяжелой осады Москвы москвичи нуждались в материальных ресурсах, которые нельзя было выпускать из города.

Антифеодальный характер московского восстания ярко вырисовывается из дальнейшего рассказа Ермолинской летописи. Горожане, к которым перешла власть в Москве, не стеснялись и не боялись ни находившегося здесь митрополита Киприана («ни самого митрополита усрамилися»), ни бояр («ни бояр великых устрашишася»), призывая к порядку всех, кто не хотел подчиняться вооруженным отрядам, выделенным для охраны города вечем («на вся огрозишася»). Когда летопись говорит, что у городских ворот стояли вооруженные москвичи («и в вратех всех с оружии обнаженными стояху»), не пропуская никого из города, а находившиеся на крепостных стенах сторожа забрасывали пытавшихся уйти камнями («и с врат камением шибаху») [1957] ПСРЛ, т. XXIII, стр. 128; «Исторический архив», VII, стр. 124. , то не чувствуется, что в этих рассказах речь идет о действиях разнузданной толпы. Напротив, видно, что горожане, облеченные властью, заботятся о сохранении в Москве спокойствия и о том, чтобы сделать население готовым к сопротивлению врагу, а панически настроенные феодалы мешают этому. За упреком, брошенным Ермолинской летописью москвичам в отсутствии стыда перед митрополитом и страха перед «великими боярами», чувствуется дань уважения их спокойствию и достойному поведению в обстановке той растерянности, которая создана представителями господствующего класса.

Летописи расходятся в своих сообщениях относительно судьбы во время всех этих событий митрополита Киприана. По этому поводу сохранились три версии. Согласно первой из них (Новгородская первая летопись), митрополит уехал (одновременно с великим князем) в Тверь [1958] НПЛ, стр. 378. . Вторая версия (Устюжского летописного свода) говорит о бегстве митрополита из Москвы (уже после того, как там произошло восстание) в Волоколамск [1959] УЛС, стр. 61. . Наконец, по сведениям большинства летописей, Киприан оставался в Москве некоторое время после того, как власть перешла к вечу, но затем ему удалось добиться у горожан позволения уйти из города.

По-видимому, последняя версия является наиболее правдоподобной. Весьма вероятно также, что Устюжский летописный свод, рассказывая о побеге митрополита во время московского «мятежа», имел в виду не бегство в буквальном смысле слова, а уход, хотя формально и легализованный, но вызванный страхом перед опасностями, и социальной (антифеодальное движение), и внешней (татарское наступление).