Алель Алексеева - Тайна царя-отрока Петра II

Собрание вельмож, сановников и генералов, их важных жён, наряженных в заморские наряды, блеск эполет и золота, бриллиантовых серёжек и жемчугов. Всех затмевает, конечно, императрица. Платье из голубого муарового шёлка, французские кружева обнимают руки и плечи, волосы, белые, пышные — не надо парика — спускаются длинными локонами. Лучезарно улыбаясь, подошла к Шереметевым:

— Каково здравие твоё, Пётр Борисович?.. Наталья Борисовна, любезная страдалица моя, каково поживаешь, что сыны твои?

Много можно бы рассказать про сыновей, только на светские вопросы всерьёз не отвечают.

— Благодарствую, Ваше Величество, — кланяется Наталья на модный французский манер.

— Будет, будет тебе церемонии разводить, — остановила её царица. — Я чаю, ты уже позабыла этикеты дворцовые, а новые — где тебе знать? Не видала, не видала я тебя в Петербурге на балах — ну как, теперь авось в Москве развеселишься?..

Она стояла так близко, насколько позволял широкий кринолин. Перед Натальей были тёмные, с чуть припухшими веками глаза, лицо без единой морщинки, кожа поразительной белизны, сочный румянец и — ласковая улыбка.

Елизавета во всём старалась походить на своего отца, она сама не чинясь подходила к гостям, расспрашивала со вниманием, однако делала всё это по-женски беспечно, уходила иной раз, не дослушав ответ. Как и отец, была весьма подвижна, быстро переходила из комнаты в комнату. В одной стояли столики с шашками и шахматами, в другой — и там было особенно людно — играли в карты, в том числе в новую игру — макао, даже детям выделено место в доме. А главная зала отдана столовой, и там уже накрывали столы. Императрица скрылась из глаз.

К Наташе подошла Черкасская и шёпотом проговорила:

— Прибыла наша гордячка… Екатерина Долгорукая, вернулась. Вон она! — Варя кивнула. — Никак, жениха уже себе нашла. Кажись — Брюс.

— Что ты, Варварушка, да он же, наверно, совсем старик. Какой жених?.. Помнишь, как он гадал нам в Летнем саду? А ведь сбылись его гаданья…

— Ха-ха-ха! — залилась Варвара. — Ты совсем отстала от столичной жизни. Яков Вилимович, должно, уж лет пять как помер. Ой! И такое про него говорили! — Варя перешла на шёпот. — Будто голова его исчезла после похорон!.. Нет, Наташа, старый Брюс ни при чём, но у него есть племянник, Александр его имя, красоты великой молодой человек… — Варя присела, помолчала: — Только знаешь что? Красота у него какая-то… зловещая, вроде как у Люцифера… Да и женат он, и знаешь, на ком? На Анастасии Долгорукой, сродницей та приходится Катерине. Вот так.

В музыкальной зале группами стояли сиятельные господа, важные сановники, генералы, князья… И князь Голицын. В отличие от своих рослых темноголовых родственников этот — маленького роста, с белыми волосами, и за то носит прозвище «Зайчик». Наталья Борисовна невольно услыхала разговор его — что-то о побочной дочери Петра I, но виду не подала. Собеседник его допытывался про подагру и колики в животе. Повернувшись, князь заметил Долгорукую и, изобразив на лице восторг, бросился со словами:

— Ах, сколь много благодарен я судьбе, что свела меня с вами. Вы же, так сказать, одна подобная среди нас… Расскажите про ссылку вашу…

Наталье приходилось играть некую экзотическую роль: ещё бы — была в крае вечной мерзлоты! Редко у кого хватало деликатности не спрашивать о пережитом, и она научилась отвечать немногословно, сдержанно. Так и теперь: слегка улыбнулась Зайчику и отделалась несколькими словами.

А сегодня Елизавета назначила аудиенцию сёстрам Долгоруким Катерине и Елене.

Елена присела на кончик кресла. Катерина в нетерпении прохаживалась по комнате, оглядывая себя в зеркалах. Лицо её полно торжества, наряд великолепен. Наконец-то она сбросила крестьянские платья, мерзкое монастырское одеяние и вернулась к петербургской жизни!.. Возлюбленная австрийского посланника, невеста государя, дама сердца берёзовских рыцарей, почти монахиня, теперь она всякий вечер в новых гостях!

Вошла и Наталья Борисовна. Катерина понюхала табак, спрятала серебряную табакерку в бисерный кошелёк и, сверкнув огненно-чёрными глазами, заговорила:

— Ведаете ли, какой портрет заказал мой дядя? У ног — негритёнок, протягивает вазу с цветами… Ещё там дерево, подобное лиственнице. А в руке дивный цветок! Сие есть аллегория.

Счастье сверкало в её глазах подобно тому, как бриллианты сверкали в ушах. Наталья Борисовна сидела с рассеянной улыбкой на устах.