Лев Вершинин: Гопакиада

На самом деле о бродниках, не оставивших по себе ни материальных, ни письменных источников, мы ничего толком не знаем. Кроме (как из русских летописей, так и из византийских, венгерских и польских документов) того, что они были, делили степь с половцами («Cumania et Brodnic terra…»), быстро обрусели и были истово православными. Настолько истово, что папские легаты, в XIII веке пытавшиеся учить степняков «правильной» вере, вернувшись, огорченно докладывали Святому Престолу: не выходит; дикари «весьма верны схизме».

А потом бродники исчезли. Зато появились «казаки». Что на всех тюркских языках означает одно и то же — «вольные, не имеющие хозяина люди». Термин, кстати, ни в коем случае не связанный с конкретным этносом, а собирательный и достаточно многозначный; к примеру, тогда же «казаки» (звучало слово чуть-чуть иначе, но это чистая фонетика) объявились и на востоке Великой Степи, где несколько кипчакских родов ушли из-под власти Шейбанидов, основав собственную, Казахскую, Орду. Что же до наших баранов, то их новое имечко возникло, скорее всего, в недрах татарского военного ведомства, как определение наемных отрядов, состоящих из всякого рода добровольцев, нанимавшихся на временную службу (в отличие от «огланов» — профессиональных воинов, и «сарбазов» — подданных хана, подлежавших призыву).

Орде казаки служили честно, однако — в силу религиозных разногласий — льнули — чем дальше, тем больше — к литовско-русским магнатам, оседая в пределах их владений или поблизости, чему те, учитывая сложности жизни на фронтире, были только рады. Некоторые нанимались в магнатские дружины, расплачиваясь службой за землю и покровительство, большинство предпочитало вести вольную жизнь на степных хуторках («зимовках»).

Однако «вольная» не означает спокойная. Большая Орда распадалась, в Диком Поле начался новый передел сфер влияния, пастбищ, колодцев, — короче, дрались все со всеми и по всем поводам. Набеги и междоусобицы стали нормой жизни, никто не был ни лучше, ни хуже, и казачество было полноценной составной этого хаоса, ни от кого не прося поблажек и никому их не давая. А поскольку один в поле не воин, приходилось понемногу организовываться по-новому. Укрупняться, так сказать, и структуризироваться. Возникли сторожевые городки («сечи»), очень похожие на «засеки» XI–XIII веков, где несли постоянное дежурство гарнизоны («коши») — полная аналогия с татарскими «хошунами», от них и взявшие название.

Причем — наряду с солидными «зимовыми» казаками, ездившими на сечи вахтовым методом (на периоды весенне-осенних обострений активности кочевников) — появились и «кошевые» казаки, жившие на сечах постоянно. Позже они сами объявят себя «солью казачества», но по факту был это либо молодняк, доказывавший себе и взрослым, что не лыком шит, либо социальные отбросы, не способные к нормальной жизни и признававшие только свои — параллельные писаному закону — понятия.

В частности, обязательными условиями для приема в кош на постоянной основе были отсутствие семьи и какой-либо собственности, изучение особого внутреннего языка («фени»), обязательное получение особого имени (клички), как правило, весьма показательной, типа «Беда», «Убийбатько», «Волоцюга» и «Перебий-Нога». Короче говоря, все признаки одинакового во все времена криминального сообщества. В том числе и традиция (идущая, впрочем, еще от бродников) спокойного восприятия чужаков, неважно, какого роду-племени, но при обязательном условии принятия ими православия.

Учитывая контингент, ясно, что кроме основных «понятий», регулирующих жизнь на предмет предотвращения полного беспредела, была крайне изменчивая воля «толковища» (круга). «Всенародно избранных» атаманов по малейшей прихоти и, как правило, спьяну (трезвых в спокойные времена почти не водилось) меняли как перчатки, а то и рвали на куски.

Единственное, но очень важное отличие «сечей» от современного им парижского «Двора Чудес» или позднейших воровских малин, приближающее их, скорее, к пиратским базам Карибского моря вроде Тортуги, была в связи с перманентной степной угрозой — перманентная же мобилизационная готовность. В период военных действий власть «авторитета» — атамана была диктаторской; за попытку вручить ему «черную метку» в походе ставили на перо без базара. При этом справедливости ради отметим: «военное время» подразумевало не только защиту от «злых татаровей»; казаки и сами были крайне малоприятными соседями, так что определить, кто кого обижал больше, достаточно сложно. И те и другие жили набегами.