Анна Федорец - Савва Морозов

— Саввушка! Пойми! — говорил он с нажимом, как бы втискивая каждое слово в мозг собеседника. — Пойми!.. Не крепко ты стоишь… Бросить бы тебе фабрику… Боюсь я за тебя!

Морозов сидел опущенный, свесив голову. Правой рукой он держал Горького за рукав блузы, словно боялся, что тот от него вырвется.

— Бросить… говоришь? — повторил Савва медленно, как бы рассуждая сам с собою. — Лишиться денег?.. Пока что — это единственная сила. Другой не вижу. А кому я буду без денег-то нужен? — Он помолчал и неприятно усмехнулся. — Никому не нужен… Даже тебе… не нужен.

Горький поднялся со стула и гневно выпрямился.

— Ну, если ты так полагаешь… — сказал он, враждебно сузив глаза.

Савва остался сидеть в кресле. Его рука, которой он держался за Горького, качнулась и повисла, как у пьяного». [611] Серебров А. Указ. соч. С. 215–216. Возможно, писатель намекал купцу на грозящую ему опасность.

Вероятно, помимо этих двух визитов были и другие. Придерживаться принятого решения — отказывать большевикам в финансировании — было чудовищно трудно. Савва Тимофеевич хорошо понимал, что ради денег революционеры готовы на все, в том числе на убийство. В последний год жизни он повсюду носил с собой браунинг — на всякий случай. Пришлось прибегнуть к крайним мерам — объявить Морозова сумасшедшим и постараться, чтобы эта весть распространилась как можно шире. По тем временам такой диагноз предполагал установление опеки над имуществом купца и, следовательно, полностью лишал его возможности распоряжаться собственными средствами. Объявив Савву Тимофеевича сумасшедшим, его семья фактически делала громкое заявление: «в этом доме денег никто не получит». Кроме того, появлялось веское основание оградить Савву Тимофеевича от нежелательных контактов. По словам историка А. Н. Боханова, Зинаида Григорьевна делала всё, чтобы к ее мужу никто не приходил, просматривала всю поступавшую на его имя корреспонденцию. [612] Боханов А. Н. Савва Морозов // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 80. И, если Савве Тимофеевичу всё же приходилось выходить из дома, повсюду его сопровождала.

Но, видимо, принятые меры не помогали. По словам Олсуфьева, который знал о последних неделях жизни Саввы Тимофеевича со слов 3. Г. Морозовой, «революционеры повели самый наглый шантаж выколачивания из него денег». [613] Олсуфьев Д. А. Указ. соч. С. 5. Возникает резонный вопрос: чем революционеры могли шантажировать Савву Морозова? Донести на него «охранке»? Но за ним и без того уже закрепилась репутация неблагонадежного члена общества. Несмотря на это, власти не предпринимали против купца никаких мер — среди подпольщиков было немало лиц куда более опасных, нежели Савва Морозов. Тем более в 1905 году, в разгар революционных событий, у работников Охранного отделения кроме него хватало и других забот. Лишить его жизни? Но это не дало бы им доступа к его средствам (если не считать одного обстоятельства, о котором будет сказано ниже). Вероятно, сам Морозов не слишком опасался собственной смерти — в конце концов, он добровольно заварил эту кашу с революцией, ему же предстояло ее и расхлебывать. Убить его, чтобы через фиктивный брак с его старшей дочерью получить морозовское состояние — как через пару лет было проделано с сестрами Н. П. Шмита — племянника С. Т. Морозова, владельца капиталов Морозовых-Викуловичей? [614] Это дело вошло в историографию как «дело о наследстве Н. П. Шмита». Но Савва Тимофеевич не оставил никаких бумаг, по которым дети получили бы его капитал. Единственным по-настоящему уязвимым местом промышленника С. Т. Морозова являлась жизнь его детей. По словам Сереброва, в 1902 году, еще до рождения четвертого ребенка, Морозов ему признался: «Я — что? Мне только детей жалко… У меня их трое». [615] Серебров А. Указ. соч. С. 194.

Когда стало ясно, что в покое Морозова не оставят, состоялся семейный совет. Было решено, что Савва Тимофеевич отправится за границу. Официальный повод поездки — лечение нервного расстройства на европейских курортах. Почему было принято такое решение, сказать трудно: 17 апреля С. Т. Морозов с супругой и в сопровождении доктора H. Н. Селивановского выехал из России. Дети остались дома, на попечении родственников.

Поездка Морозовых по Западной Европе была недолгой — менее одного месяца. 13 мая 1905 года в четыре часа пополудни мануфактур-советника С. Т. Морозова не стало. Он скончался в Каннах, курортном городе на юге Франции, в одном из гостиничных номеров. По врачебному заключению, смерть наступила «вследствие ранения, проникшего глубоко в левое легкое из сердца». На месте трагедии была найдена записка следующего содержания: «В смерти моей прошу никого не вините». [616] Цит. по: Морозова Т. Я., Поткина И. В. Указ. соч. С. 167. На небольшом листочке не было ни подписи, ни даты. Запись была сделана почерком Морозова, но в упрощенном варианте этого почерка, [617] Там же. С. 192. вероятно, в момент сильного волнения. Существует достаточно правдоподобная версия, согласно которой С. Т. Морозов написал эти слова задолго до кончины. Возможно, когда он находился у постели смертельно больной М. Ф. Андреевой. Возможно, под ее диктовку. Слова являлись заключительной частью более обширной записки. Впоследствии кусок бумаги с этими словами был оторван и положен рядом с телом С. Т. Морозова. Это объясняет, почему предсмертная записка оказалась написана в верхней части относительно небольшого куска бумаги.