- Я вот, женщина, прожила здесь самое трудное время, а вы - мужчина, моряк.
Гриша смотрел в сторону. Он явно что-то не договаривал.
- Ну ладно, - сказал он наконец. - Я моряк. А знаете, что для моряка в жизни главное? Думаете, море?
- Берег.
- Нет. Кто на берегу! Вот я и выдумал себе такую сказку, вроде у меня есть кто-то на берегу.
Гриша развязал свой клеенчатый кисет и вынул фотографию, наклеенную на картон с выдавленной виньеточной надписью: "Фотоателье Коржъ. Крымъ. Судакъ".
Мария Станиславовна сразу узнала себя.
- Это я! В год выпуска из гимназии.
- Да. Фотограф вашу карточку выставил в витрине, а я, извиняюсь, стибрил. Вы меня в ту пору вплотную не видели: вас тогда разные умники с книжками окружали, как забор. А я издали поглядывал: ну такая красивая, что смотреть больно, как на солнце. И не смотрел бы, - вдруг добавил Гриша с какой-то совсем новой интонацией, - но почему-то мне вас и сейчас как-то... ну жалко, будто вас до сих пор клюет ворона.
- Так оно и есть, - сказала она тихо. - Я долго не могла... стать взрослой, что ли, все мне казалось, кто-то подойдет и ударит, если рядом не будет папы.
- То-то и оно. Я как прочитал в газете в Трапезунде, что вы теперь одна остались, так и понял: самой ей не выехать - затрут. А я возьму да и отвезу голубку к теплым морям. В России ей сейчас не выжить: красные не больно жалуют генеральских дочек. Вот я и нанялся к греку мотористом. Он рассчитывал взять из Крыма пассажира, вот бы и взял пассажирку.
- А что пассажирка не согласится, вы подумали?
- Только об этом и думал, можно сказать, всю жизнь: ни за что не согласитесь. Кто я? Матрос! А сейчас должны согласиться. Революция! Революция всех сравняла. Вы - женщина, я - матрос, матросу нужен кто-то на берегу, и вам надо к кому-то пришвартоваться.
Странно, но даже это словечко, с которым матросы на бульваре знакомились с модистками: "Разрешите к вам пришвартоваться", не показалось Марии ни смешным, ни грубым. А что? И "пришвартовалась" бы. Ведь все так тревожно: все бегут куда-то к морю. И вдруг из-за палисадника выходит Гриша и бросает в ворону палку...
А вслух Мария сказала:
- Так сложилась жизнь, Гриша, что между нами ничего не может быть...
Гриша ожидал это услышать.
- Потому что я матрос, - сказал он. - Ясно!
Марии стало обидно за него.
- Зачем вы так? Что тут стыдного? Меня вынянчил матрос - папин вестовой. Я родилась, когда папа был корабельным доктором, и выросла среди моряков. Вы моряк! Вот вы кто! И не надо унижаться перед генеральскими дочками, Гриша. Когда в мире - мир, а в доме - отец, мы млеем перед интеллектуалами. Пока не очнемся в открытом море на обломках родительского дома. Вот тогда мы предпочитаем моряков. Я говорю о мужчинах, на которых можно опереться.
Гриша не слушал, что она говорит: в конце концов все это слова и слова, а он ее любит. И вся его жизнь была бы, как стоячая вода без соли, если бы не эта, пусть несбыточная, мечта.
- Я бы полюбила моряка, - вдруг дошел до Гриши ее голос, - только моряка и полюбила бы... если бы не полюбила моряка.
- Так вы уже?..
- Да. Он тоже моряк.
Все было кончено.
- "Он" - это совсем другое дело, - сказал Гриша. - При "Нем" мне, конечно, нечего делать. - И направился к двери. Но уйти не мог, никак не мог. - А где же он плавает, этот ваш "Он", что не видит, как вы тут бедствуете?..
- Еще не хватало, чтоб я к нему обращалась с просьбами!
- Ко мне вы тоже не обращались.
- Но он даже не знает, как я к нему отношусь. И ради бога, я вас умоляю, ни словом, ни намеком не проговоритесь ему! Этот человек - просто друг. Он мне только друг, вы понимаете?!
- "Он" здесь?
- В том-то и дело! Вдруг ни с того ни с сего приехал!
Мария Станиславовна раздернула шторы. Окно амбулатории выходило во двор. Во дворе санатория стоял автомобиль Дубцова. Дети, онемев от восторга, разглядывали никелированное чудо.
- Сейчас я вас ему представлю, - сказала Мария. - Где же вы?
Гриша исчез. Мария беспомощно оглядывалась по сторонам: его нигде не было.
МОЖЕТ ЛИ МУЖЧИНА БЫТЬ СЕСТРОЙ?
Старший лейтенант Дубцов в полной форме - фуражка с белым верхом, китель с золотыми шевронами на рукавах и наградной кортик с темлячком на анненской ленте - стаскивал с заднего сиденья автомобиля коробки конфет и корзины с фруктами.
- Помоги-ка, дружок, - подозвал он Колю и подал картонную коробку.
Коля донес коробку до крыльца, швырнул в сердцах на ступеньки и ушел в аллею.
Там его догнала Райка:
- Зачем ты какао бросил?
- Не надо мне вашей какавы.
Читать дальше