Теперь Давид еще больше старался избегать всего, что могло бы укрепить подозрения царя. Он держался особняком, избегал хитрых расспросов придворных сплетников или их мелких интриг, льстивых речей священников, которые могли бы донести Самуилу о мнимых намерениях Давида. Он даже пытался не замечать все более очевидного внимания прекрасных дочерей Саула, Меровы и Мелхолы. Их благоволение могло бы погубить его. И все же каждый раз, когда Саул требовал его присутствия в царских покоях, Давид чувствовал запашок неотвратимой опасности. Он пел для ушей, неспособных услышать, обращался к разуму, куда невозможно было проникнуть. Саул злился или грустил, бывал то молчалив, то возбужден, но всегда обуреваем невыносимой обидой. Как-то раз, пока Давид играл, Саул бродил по комнате, о чем-то бессвязно бормоча, будто запальчиво споря сам с собой. Внезапно он неловко потянулся за копьем, стоящим у стены. Давид, не сводивший глаз с царя, вскочил со своей скамьи и отклонился в сторону, а неумело брошенное копье ударилось о каменный пол около него и отпрыгнуло в угол. Саул застонал, будто ему стало больно, и без сил опустился на ложе, с открытым ртом и как бы не в себе.
Давид молча выскользнул из комнаты. Как ни странно, он совсем не был удивлен произошедшим. Давид давно уже был готов к подобному и всегда был настороже, видя, что царь впадает в состояние одержимости. Теперь, когда нападение произошло, он понял, что ему необходимо немедленно оставить царскую службу.
И все же, когда Давид рассказал о том, что случилось, потрясенному новостью Ионафану и сказал ему о своем намерении навсегда покинуть Гиву, Ионафан страстно взмолился, чтобы он изменил свое решение. Не могло быть и речи о том, чтобы Давид уехал навсегда, поскольку такой поступок был бы воспринят как знак каких-то неладов между ним и царем. Ионафан также воззвал к личной верности Давида, утверждая, что ему больше чем когда бы то ни было нужны его сила и любовь, так как ясно было, что отец его больше не может управлять делами государства, а внутри двора зреют недовольство и заговоры. За пределами Израиля филистимляне только и ждали случая, чтобы воспользоваться любой внутренней неурядицей. И они определенно воспользовались бы отсутствием Давида. Было ясно, что до того, как царь поправится, единственная надежда Израиля — крепкий союз молодого царевича с его другом и соратником.
Помимо этого, Ионафан заявил, что он планирует поставить управление Израилем на твердую основу, чтобы застраховаться от таких внезапных поворотов, как теперешняя болезнь царя. А пока важно, чтобы Давид оставался связанным с судьбой Израиля — пока к царю не вернется разум. Хотя, признавал Ионафан, что сейчас Давиду, вероятно, лучше будет покинуть Гиву. Он посоветует Авениру возобновить войну с филистимлянами и поставить начальником Давида. Это на время удалит его от двора, но в то же время удержит филистимских князей от каких-либо козней, если они проведают о нездоровье Саула.
Авенир, высоко ценивший воинское искусство Давида, охотно согласился с планом Ионафана. Как ни удивительно, против этого не возражал и Саул. Гнев его к этому времени поутих, душевное равновесие восстановилось. Казалось, царь не помнил, что покушался на жизнь Давида днем раньше. Но Давид подозревал, что царь втайне лелеет низкую надежду, что меч филистимлянина сделает то, чего не удалось сделать его копью.
Весь Израиль радовался известию, что Давид снова выступит против филистимлян. Он пошел через Вефорон во главе легиона в тысячу человек. И вскоре гонцы, посланные в Гиву из приграничной страны Сефилы, уже рассказывали о первых удивительных успехах Давида. Он начал даже проводить дерзкие рейды в глубь филистимской территории. Казалось, соотношение сил меняется на глазах.
В народе непрерывно росла слава Давида. Все только и говорили о его новых свершениях на поле брани. И как это всегда бывает, когда создаются мифы, подвиги его принимали почти сказочную окраску. Молодые женщины со страстным томлением говорили о его красоте. А песни его распевались от Асира и Неффалима на севере до Иуды и Симеона на юге.
В Гиве Ионафан отчаянно старался предотвратить трагедию, которая, как он понимал, могла разрушить молодую страну, если только отношения между Саулом и Давидом не наладятся. Во-первых, он распорядился, чтобы людские славословия Давиду не становились известны больному отцу. Разрешено было передавать царю только самые рядовые донесения Давида. По совету Ионафана Давид обильно приукрашивал их цветистыми похвалами Саулу, не чураясь и неприкрытой лести. Поврежденный рассудок может хмелеть и от поддельного вина.
Читать дальше