Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

Правила, относящиеся к весталкам, подчеркивали их исключительность. Во-первых, жрецы в Риме не были отдельным сословием, как в Древнем Египте или в дореволюционной России; жреческие должности были выборными, и нередко, особенно в бурные эпохи, политически значимыми. Весталки, чаще всего выполняющие свои обязанности пожизненно, выпадали из этой схемы. Во-вторых, весталки были единственными женщинами в римском обществе, неподвластными мужской воле (отца, мужа или иного опекуна). Формально верховный жрец выполнял по отношению к ним некоторые отцовские функции, но весталки единственные среди римлянок могли свободно распоряжаться своим (порой немалым) имуществом, составлять завещания, а также лично выступать в суде. При этом их показания имели такую силу, что одна из весталок раннеимператорской эпохи отказалась явиться в суд — мол, много чести — и вместо этого потребовала, чтобы претор пришел к ней и выслушал ее свидетельство. Претор послушно явился. Весталки имели право передвигаться по Риму в экипаже — что не было позволено почти никому; они владели собственными конюшнями; в императорские времена их сопровождал вооруженный телохранитель-ликтор, а осужденный преступник, который случайно встречал на улице весталку, мог рассчитывать на помилование.

Религиозные, юридические и финансовые особенности культа весталок обеспечивали их ни с чем не сравнимое, пограничное положение в римском обществе. Весталки были полностью инкорпорированы в общественную структуру Рима, оставаясь полноправными гражданами государства, но при этом были исключены из сети семейных отношений, которыми были связаны обычные римляне обоих полов. Благодаря этому весталки и могли олицетворять римский народ в его единстве, не принадлежа ни к какой касте и клану.

Степень оторванности весталок от их биологических семей не стоит преувеличивать. Правила недаром не рекомендовали брать девочку в весталки, если ее сестра уже выбрана в коллегию: никто не хотел усиления одной семьи через влиятельных жриц. Первый известный нам случай открытого вмешательства весталок в государственные дела произошел в 143 году до н. э., когда консул Клавдий Аппий Пульхр, в надежде на триумф, атаковал альпийское племя салассиев (неподалеку от нынешнего города Аосты), но Сенат, ссылаясь на понесенные им потери, в триумфе отказал. Тщеславный Пульхр решил справить триумф за собственный счет, невзирая на запрет, и когда народный трибун попытался остановить процессию и стащить консула с колесницы, весталка Клавдия бросилась к консулу и авторитетом своей святости защитила его самого и его несанкционированный триумф. Как нетрудно догадаться, весталка приходилась консулу родственницей (сестрой или дочерью — на этот счет у античных источников нет единого мнения).

В первом веке до н. э., самом бурном в римской истории — по крайней мере, с точки зрения внутриполитической борьбы, — весталки довольно активно действовали в этом жестоком и, казалось бы, насквозь мужском мире. В 63 году весталка Лициния уступила свое почетное место на гладиаторских играх кузену, Лицинию Мурене. Поскольку Мурена претендовал на консульство следующего года, этот жест трудно было истолковать иначе как поддержку конкретного кандидата (его семьей или бессмертными богами — в зависимости от точки зрения). В этом же году римские матроны собирались на празднества Доброй Богини в доме действующего консула, Цицерона. В ходе ритуала горящий на алтаре огонь был, как положено, потушен. Внезапно он вспыхнул вновь; присутствующие на церемонии весталки единодушно заключили, что это добрый знак, и велели хозяйке дома сообщить мужу, что принятое им решение следует немедленно исполнить, ибо богиня зажгла огонь ради его славы и процветания. Учитывая, что одна из весталок приходилась единоутробной сестрой жене Цицерона, мы вряд ли погрешим против истины, предположив, что произошедшее чудо было заранее подготовленным пиротехническим фокусом, наподобие ежегодного пасхального схождения Благодатного огня в Иерусалиме.

Наконец, в следующем, 62-м году весталки снова выступили на стороне Цицерона и его партии: коллегия жрецов и весталок должна была принять решение о виновности Клодия, молодого политикана, который в женской одежде пробрался в дом Юлия Цезаря во время проходящих там обрядов в честь Доброй Богини. Эти обряды были строжайшим образом запрещены для мужчин — до такой степени, что даже имя богини не дошло до нас («Добрая Богиня», Bona Dea, — это лишь позволенный мужчинам эвфемизм). Весталки признали Клодия виновным и препоручили специальному трибуналу вынести окончательный приговор; судьи были подкуплены и, несмотря на страстные ругательства Цицерона, оправдали Клодия.