Джеймс Олдридж - Каир. Биография города

В декабре 1966 года я присутствовал на репетиции арабской постановки Брехта «Добрый человек из Сезуана». Брехт не имел в виду буквального значения слов «добрый человек…», но в Египте эта пьеса о нищете и коррупции, хотя она и была поставлена в условной брехтовской манере, приобрела новое реалистическое звучание. С Брехтом у египтян произошли недоразумения, так как его жена Елена Вейгель настаивала, чтобы песни в пьесе исполнялись под европейскую музыку. Когда египтяне проделали такой эксперимент с «Кавказским меловым кругом», песни звучали так нелепо в арабской аудитории, что спектакль пришлось снять, и совсем недавно Елена Вейгель согласилась, чтобы песни переложили на арабскую музыку.

Творческая интеллигенция нашла свое место в театре быстрее, чем в других областях искусства, потому что конфликт между содержанием и формой уже был частично решен. Художникам же, как и поэтам, приходится труднее. У арабов не было традиционной «живописи», во всяком случае такой, которая отвечала бы требованиям современности. Вся живопись Египта находится под влиянием различных европейских школ и течений последних шестидесяти лет, и ее даже трудно назвать египетской. До сих пор влияние исламского искусства на современное египетское искусство было незначительным. Как и историки, художники побаиваются религиозных табу, присущих исламскому искусству; они не любят его, так как помнят, что оно было всегда связано с ограничениями и подавлением свободы художника.

Но очень приятно, что молодые художники пытаются найти свой собственный путь в искусстве, хотя пока они его и не нашли. Египетские художники сегодня уже не могут избежать социальных проблем, но их подход к ним еще очень наивен. Со временем они либо должны будут создать свое собственное жизнеспособное искусство, либо писать те же картины, что можно увидеть в Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке, а это равнозначно провалу. Сейчас трудно предугадать, что произойдет. Характерно, что художники использовали для своего ателье и клуба старый дом Синнари, где когда-то Наполеон разместил привезенных в Египет художников. Время от времени группы художников отправляются из этого дома на улицы Каира в поисках той истины, которую таит в себе город, но чаще всего они даже не знают, где ее искать. Однажды в воскресенье я присоединился к нескольким художникам, и мы направились в старый город к Бейн аль-Касрейну. Когда мы остановились у минарета мечети Калауна, кто-то произнес трагическим шепотом: «И он полон эмоций!»

Эти слова изрек официальный верховный жрец эстетики в египетском искусстве — аль-Арабли, невысокий худощавый человек. Он упорно защищает утонченные интеллектуальные вкусы, и с ним не всегда соглашаются каирские художники. Однако надо признать, что он с энтузиазмом поддерживает творчество других художников. Если бы в Египте создали пост цензора по вопросам искусства, его занял бы аль-Арабли. И хотя цензуры нет, общество ждет от художников произведений искусства, которые отвечали бы общественным и духовным интересам нового Египта.

Абстрактное искусство в Египте не отрицают, да и вообще здесь ничего не отрицают. Такого художника, как Ратеб Садек, никак нельзя назвать конформистом. То же самое относится к известному художнику из Булака Рифаату Ахмаду или Рамсесу Юнану, скромному копту. Его живопись не имеет ничего общего с реализмом.

Возможно, лучшим художником Египта сегодня является женщина — Газбия Сирри, у которой вполне заслуженная репутация за рубежом. Египтянам нравится, что она женщина и пишет чисто по-женски. Ее работы в какой-то мере соответствуют духу социальной революции. Зарисовки Газбии Сирри из Нубии до того, как район был затоплен в связи со строительством плотины, сделаны совсем в не женской манере.

Некоторые критики утверждают, что египетскому искусству не хватает подлинно народных мотивов. Элементы народного искусства присутствуют в Египте повсюду, но художники еще не воспользовались ими. Например, в стране существует примитивное деревенское ткацкое искусство; очень популярна «стенная живопись» — рисунки деревенских художников на стенах хижин, иногда целые серии картин, рассказывающих, скажем, как хозяин дома совершил паломничество в Мекку. В Каире таких «картин» больше не найдешь. Последний раз я видел одну из них на стене лавки с сахарным тростником в Булаке, но и она уже почти стерлась и поблекла. Такие формы народного искусства не помогли современным художникам понять, что думает и чувствует их народ. Они все еще стараются преодолеть разрыв между VII и XX веками, когда ислам запрещал всякое изображение живых существ. Иконоборчество ислама на долгие годы отрезало Египту путь к развитию изобразительного искусства, которое ему сейчас так необходимо. К сожалению, египетские художники, пытаясь сейчас преодолеть многовековую пропасть, склонны возвращаться к самому началу. Они видят себя в фараоновских одеждах и античных тогах, и кажется, что богатая исламская культура для них вообще не существует.