Тимур Дмитричев - В поисках Индии. Великие географические открытия с древности до начала XVI века

Здесь Серрану и его лоцман Карвальу посоветовались друг с другом и пришли к заключению, что они действительно находились в проливе. Этот вывод поддержали и на «Сан-Антонио», после чего оба парусника поспешили доложить об этом потрясающем открытии Магеллану, хотя опасались, что оставшиеся на рейде каравеллы погибли в пронесшемся могучем шторме. Такие же опасения переживали и на борту флагмана и «Виктории». Но теперь, когда возвращавшиеся суда увидели, что их два собрата дожидаются их возвращения, они, подняв флаги, объявляющие огромный успешный результат похода, разразились пушечными выстрелами, мощными победоносными звуками труб, салютующей стрельбой и неудержимыми криками радостной новости. Это огромной важности событие произошло 1 ноября 1520 года в день Всех Святых, что и побудило Магеллана назвать пролив Всесвятским, но история оставила за ним имя его великого первооткрывателя.

После торжественного проведения хвалебного молебна в благодарность Всевышнему и Деве Марии воодушевленные историческим открытием мореплаватели устремились в скалистые каньоны пролива. В канале между двумя расширениями пролива Магеллан послал с «Тринидада» лодку на берег — это был первый выход европейцев на южной оконечности американского континента. В этом месте высадившиеся обнаружили труп погибшего кита и кладбище местных обитателей, где около двухсот умерших покоились на поднятых сваях, но живых людей они нигде не встретили. Обилие высоких скал со всех сторон пролива и целый ряд гористых островов порой создавали впечатление, что этот водный проход ведет в тупик, но затем появлялись его новые, иногда многочисленные ответвления, уходившие в разные, а то и в противоположные направления. В одном из таких мест к югу от сегодняшнего мыса Пунта-Аренас Магеллан снова разделил экспедицию, направив «Сан-Антонио» и «Консепсьон» в два очень широких рукава, один из которых уходил на восток, а другой — на юго-восток. Сам же он вместе с «Викторией» продолжил путь по руслу, шедшему на юг. Рукава оказались тупиками, а южный канал вывел Магеллана к множеству островов и водных лабиринтов, где было трудно ориентироваться.

До разделения экспедиции ее руководитель провел совещание со своими капитанами, на котором возник вопрос о том, продолжать ли двигаться вперед или повернуть назад. Все во главе с Магелланом, кроме лоцмана «Сан-Антонио» португальца Эстебана Гомеса, твердо выступили за продолжение намеченного маршрута, и именно это решение было принято. Честолюбивый Гомес все время рассчитывал на получение капитанского поста, а после отстранения Картахены ждал, что он займет его место на «Сан-Антонио», но когда его занял Мескита, затаил обиду и злобу на Магеллана и его слабовольного родственника. Когда «Сан-Антонио» оказался в отрыве от остальных судов во время обследования одного из восточных рукавов пролива, Гомесу удалось подкупом привлечь на свою сторону несколько его крепких моряков, заковать в кандалы Мескиту и затем передать командование каравеллой своему сообщнику Герра. Подняв мятеж, Гомес и его приспешники повернули назад и в марте 1521 года достигли Севильи, где он сам и Мескита были брошены в тюрьму. Однако Гомесу удалось не только вскоре выйти из заключения, но и получить королевское поручение найти другой пролив через новый континент. Мескиту освободили только через два года, когда он смог доказать свою невиновность в мятеже и затем вернуться в Португалию по приглашению короля Дона Мануэля.

Продолжая путь дальше по проливу, Магеллан и его спутники увидели далекие огни ночных костров обитателей очень большого острова, который по этому случаю и был назван ими Огненной Землей. Продвигаясь вперед, они вскоре достигли мыса, который оказался самой крайней южной оконечностью американского континента — мыса Форвард, где сам пролив поворачивал свое центральное русло на северо-запад среди величественных заснеженных гор с живописными ледниками и водопадами, множества островов и бесконечного числа бухт, заливов и протоков. Весенняя антарктическая пора украшала берега широкими пестрыми коврами ярких цветов и сочного моха. Это были действительно захватывающие дух пейзажи, оживляемые массами незнакомых птиц. Воды кишели косяками знакомых и не виданных ранее путешественниками рыб. Около устья одной из рек, названной Магелланом рекой Сардин, что отражало обилие в ней этой рыбы, он остановился в ожидании двух других каравелл.