Владимир Бешанов - Шестьдесят сражений Наполеона

У императора осталась совершенно нетронутой 20-тысячная гвардия, у него была возможность подтягивать резервы из тылов, в частности из Смоленска, он был готов продолжить битву. У Кутузова была доблестная, но совершенно обескровленная армия и никаких резервов. Он просто был не способен принять бой на следующий день в такой ситуации, и это понимал практически весь его штаб. А если бы сражение все же состоялось, то его исход представляется несомненным: при количественном и качественном превосходстве французов и одинаковой доблести противоборствующих войск, жестокая фронтальная битва на истребление могла закончиться только полным исчезновением русской армии, как исчезла на поле битвы дивизия Воронцова. Клаузевиц, оценивая шансы на новое сражение, писал: «Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще взросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом».

Итак, Кутузов отступил, французская кавалерия шла по пятам. Наполеон ждал, что русские дадут под самыми стенами Москвы новое сражение, но Кутузов на этот раз настоял на своем. Русская армия должна была оставить город.

9 сентября Наполеон вошел в Можайск; на другой день Богарне занял Рузу. В солнечное утро 13 сентября император выехал со свитой на Поклонную гору и его поразила красота открывшегося зрелища. Колоссальный город, простиравшийся перед ним, был тем местом, где он даст после всего армии отдохнуть и оправиться, и вместе с тем Москва послужит тем существенным обстоятельством, которое непременно заставит Александра пойти на мир. Он надеялся увидеть депутацию «русских бояр» с ключами от города, но как известно:

15 сентября император въехал в Кремль. Это был последний акт оборонительного периода войны. Именно поэтому Бородинское сражение в русской истории является вехой, обозначившей перелом в войне и не воспринимается как поражение. Лучше всех это сформулировал Лев Толстой: «Нравственная сила французской армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, — а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородином. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель: но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там... оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородино, раны».

14 сентября русская армия оставила Москву. Вместе с ней из города ушли почти все его жители. Из 200 000 населения осталось не более 15 000 да нетранспортабельные раненые в госпиталях.

На следующий день Москву заняли французские войска. Город немедленно был объявлен трофеем. В его разграбление был внесен известный порядок. Войскам назначались свои дни и часы и свои районы для грабежа. «В первый день, — писал очевидец, — грабила Старая гвардия; в следующий — новая, а в третий — корпус маршала Даву и т. д.». Чтобы оправдать эти грабежи, Наполеон говорил, что его армия считала Москву огромным лагерем, брошенным неприятелем. Через пять дней император приказал прекратить грабежи, но остановить солдат, да и офицеров, уже стало невозможно. Спустя два дня штаб издал еще один приказ о прекращении грабежей, сопровождаемых погромами и пожарами.