Виктор Болдак - Кащей - Германарих?

Ростом они невелики, но быстры проворством своих движений и чрезвычайно склонны к верховой езде; они широки в плечах, ловки в стрельбе из лука и всегда горделиво выпрямлены благодаря крепости шеи. При человеческом обличье живут они в звериной дикости.

Когда геты увидели этот воинствующий род – преследователя множества племен, они испугались и стали рассуждать со своим королем, как бы уйти от такого врага. Германарих, король готов, хотя, как мы сообщили выше, и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов.

Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из вышеназванного племени [росомонов], по имени Сунильду, за изменнический уход [от короля], ее мужа, король [Германарих], движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни. Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами.

Везеготы же, т.е. другие их сотоварищи, обитавшие в западной области, напуганные страхом своих родичей, колебались, на что им решиться в отношении племени гуннов; они долго размышляли и наконец, по общему согласию, направили послов в Романию к императору Валенту, брату императора Валентиниана старшего, с тем чтобы подчиниться его законам и жить под его владычеством…» [Иордан 1997: 83-86].

«Про них [остроготов – В.Б.] известно, что по смерти короля их Германариха они, отделенные от везеготов и подчиненные власти гуннов, остались в той же стране, причем Амал Винитарий удержал все знаки своего господствования. Подражая доблести деда своего Вультульфа, он, хотя и был ниже Германариха по счастью и удачам, с горечью переносил подчинение гуннам. Понемногу освобождаясь из-под их власти и пробуя проявить свою силу, он двинул войско в пределы антов и, когда вступил туда, в первом сражении был побежден, но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Божа с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных. Но с такой свободой повелевал он едва в течение одного года: [этого положения] не потерпел Баламбер, король гуннов; он призвал к себе Гезимунда, сына великого Гуннимунда, который, помня о своей клятве и верности, подчинялся гуннам со значительной частью готов, и, возобновив с ним союз, повел войско на Винитария. Долго они бились; в первом и во втором сражениях победил Винитарий. Едва ли кто в силах припомнить побоище, подобное тому, которое устроил Винитарий в войске гуннов! Но в третьем сражении, когда оба [противника] приблизились один к другому, Баламбер, подкравшись к реке Эрак, пустил стрелу и, ранив Винитария в голову, убил его; затем он взял себе в жены племянницу его Вадамерку и с тех пор властвовал в мире над всем покоренным племенем готов, но однако так, что готским племенем всегда управлял его собственный царек, хотя и [соответственно] решению гуннов» [там же, с. 107-108].

Прежде чем начинать рассматривать конкретные фольклорные сюжеты, следует попытаться «привязать» эти сюжеты к определенному месту и времени. Академик Б.А.Рыбаков отмечает необычность того факта, что Кащей фигурирует и в волшебных сказках, и в былине: «исключением является...», [2001: 309], замечая, что у этих жанров разные герои, но дальше эту мысль не продолжает. Нельзя ли с помощью этого факта определить время формирование сюжета? Б.А.Рыбаков относит формирование сюжетов волшебных сказок к различным периодам. Самые поздние из сказок «О Бабе Яге» и «О девичьем царстве» он относит к сарматскому периоду III в. до н.э. - III в.н.э. Первую – на начало этого периода (зарубинская культура - отступление славян в леса), вторую - на обратный процесс (II-Ш века, Черняховская культура) [2002: 569-576]. Итак, к III веку н.э. восходит самый поздний из датированных сюжетов волшебных сказок.

Былины гораздо более позднего происхождения, но наиболее древние из них, вероятно, восходят к догосударственному периоду. В.Я.Пропп [2001: 145-152] полагает, что былины, в частности, о Святогоре и Иване Годиновиче сформировались до образования древнерусского государства. Он же [1999: 70] пишет, что былина о Волхе сложилась, как целое задолго до образования древнерусского государства, то есть и Волх не моложе VIII века. З.И.Власова [2001: 175] отмечает: «Наиболее древней по своим истокам, позднее перенесенной в эпическое время Владимира, считается былина про Ивана Годиновича». И далее: «Это один из немногих эпических текстов, сохраненных в первозданной простоте и цельности» [там же: 177]. Б.А.Рыбаков резко возражает в своем труде [1963] против попыток датировать формирование былинных сюжетов долетописным периодом [там же: 43-44]; он полагает, что почти все они восходят к концу X века и даже позже за исключением только «двух-трех сюжетов», относящихся к IX - первой половине X вв., но в этой же своей работе [там же: 17-18] исследователь пишет: «Целый ряд сходных элементов с рассказом Иордана обнаруживает русская былина о Даниле Ловчанине». Это как раз тот «рассказ Иордана» о событиях IV века, о котором много будет сказано ниже. И далее: «Былина о Даниле Ловчанине и двух богатырях-братьях не является рассказом о нападении на Германариха двух братьев-росомонов; она не сохранила ни одного из имен, приводимых Иорданом или Саксоном Грамматиком, но вполне возможно, что она является позднейшей переработкой каких-то славянских эпических сказаний, сложившихся параллельно германским». Надо заметить, что, если рассматривать сюжет с позиции поиска его исторического прототипа, то не имеет значения, когда появилась та или иная художественная форма его передачи; подобное признание автора сильно подмывает его решительное заявление в той же книге двадцатью пятью страницами позднее.