Аполлон Коринфский - Народная Русь

Полба с ячменем слывут в народной Руси за пшеницыну родню: «Полба — пшенице меньшая сестрица, ячмень усатый — полбин брат». По слову крестьянской мудрости: «Полба из беды мужика не выручит, а только есть пироги выучит!», «Полба уродилась — полбеды долой, ржи невпроед — беды и не было!» Ячмень в некоторых местностях зовется еще «житарем». Это — самый северный хлеб, меньше всех страшащийся лихих угроз старика Мороза со всеми его сыновьями — Морозовичами. Приметливые люди торопятся сеять ячмень в те дни, когда цветет калина-ягода. «Ячмень на свежем навозе сей в полнолунье!» — приговаривает деревенский люд. Когда ячмень колосится, соловей замолкает, — гласит примета. Плохо тот ячмень родится, который посеян при западном и юго-западном ветре. «Приелся как сухой ячмень беззубой кобыле!» — вылетела на светлорусский широкий простор смешливая народная поговорка об этом подспорье крестьянского хлеба насущного. «Спора ячменная каша, спорей того ячные (ячменные) блины!» — говорят на студеном севере, но говорят только потому, что в тех местах греча-дикуша совсем не родится.

«Не все мужики — гречкосеи!» — можно услышать из уст словоохотливой деревни. — «Не все гречкосеи, да всем в охотку гречневая кашка!»… Суровый, закаленный в горниле непокрытой нужды-невзгоды, крестьянский опыт оговаривает эту поговорку: «Сей рожь, а — греча — не печа (не забота!)», «Был бы хлеб, а каша будет!», «Без каши не помрешь, а без хлеба не проживешь!» Но охочие до каши хлеборобы не умолкают. «Каша — мать наша!» — говорят они: «Горе наше — грешневая каша: есть не хочется, покинуть не можется!» (или «есть не можется, отстать жаль!»), «Грешная каша — матушка наша, а хлебец ржаной — кормилец родной!», «Сладкая грешневая каша — что твой липец-мед», «Без грешневой каши мужику ни в чем спорины нет!»

Не всякая земля — на гречиху спора… «Не равна гречиха, не равна и земля!» — говорит народное слово. «Не верь гречихе на цвету, верь в — закрому!», — приговаривает оно, указывая на то, что греча — самый зябкий хлеб, почему и сеется позднее всех других. Ненадежен этот хлеб: «Холь гречиху до посева да сохни до покоса!». По сельской примете: «Гречиха плоха — овсу пороет!», «Гречиху сей, когда рожь хороша!» (по иному разносказу: «когда трава хороша»). «Сей гречиху или за неделю до Акулин (смотря по местности и погоде), или спустя неделю после Акулин!» (день св. Акулины-«гречишницы» — 13-е июня), — приговаривает умудренная хозяйственным опытом деревня: «Не ровна гречиха, не ровна и земля: в иную и воз бросишь, да после зерна не соберешь!», «Осударыня-гречиха ходит боярыней, а как хватит морозу, веди на калечий двор!»

В старину бывал у благочестивых хозяев на Акулину-гречишницу корм нищей братии: варилась «мирская каша» — для всех живущих Христовым именем на крещеном миру. Благодарили убогие гости хлебосольных хозяев особым причетом, «Спасибо вам, хозяин с хозяюшкой, с малыми детками и со всем честным родом — на хлебе, на соли, на богатой каше!» причитали они: «Уроди, Боже, вам, православным, гречи без счету! Без хлеба, да и без каши — ни во что и труды наши!»

Гречневая каша с незапамятной поры стародавней слывет за любимую еду русского народа: не гнушаются ею даже в богатых хоромах, а не только в бедной хате. Ходит в народе о гречихе старая сказка, повествующая о том, как впервые попала греча на Святую Русь. «За синими морями, за крутыми горами жил-был царь с царицей», — начинает эта сказка свою певучую, изукрашенную цветами слова речь и продолжает: «На старость послал им Господь на утешение единое детище, дочь красоты несказынныя… Возрадовались царь с царицей и не знают от радости, какое имя дать дочери, как ее прикликати: какое имечко ни вспомнится им, есть оно и в других семьях — то у боярской дочери, то у княжеской, то у посадского мужика в семье»… Порешили царь с царицей снарядить посла, идти ему всех встречных-поперечных опрашивать об имени, чтобы дать его красавице царевне. Попалась послу старуха старая: на вопрос посла отвечала седая, что зовут ее «Крупеничкою». Не верит боярин, никогда не слыхивал он такого имечка; но когда стала клясться-божиться старая, взял в толк посланец царский, что за таким-то неслыханным именем и послали его на поиски. Отпустил он старуху — «в Киев-град Богу молиться, а на отпуске наделял золотой казной». Вернулся посол к царю с царицею, поведал им обо всем, и нарекли они новорожденное свое детище «Крупеничкою»… Выросла-повыросла царевна, надумали отец с матерью замуж ее отдавать, послали по всем царствам-королевствам искать себе зятя. Вдруг — ни думано, ни гадано — подымалась орда бесерменская. Не посчастливилось царю в войне с ордой, положил он со всеми князьями-боярами на кровавом поле свою голову. Полонила орда все царство, и досталась царевна во полон злому татарину. Три года томилась красавица в тяжкой неволе; на четвертый шла-прошла старуха-старая через Золотую Орду из Киева, — увидела полоняночку, увидав — пожалела да и оборотила царскую дочь «в гречневое зернышко»; спрятала его в свою калиту да и пошла на Святую Русь. Идет старая, а царевна ей: «Спасла меня от работы великия, от неволи тяжкие сослужи еще службу последнюю: как придешь на Святую Русь, на широки поля привольные, схорони меня в землю!» Просьба царевны была исполнена, но — как схоронила старуха гречневое зернышко, — «и учало то зернышко в рост идти, и выросла из того зернышка греча, о семидесяти семи зернах. Повеяли ветры со всех со четырех сторон, разнесли те семьдесят семь зерен на семьдесят семь полей. С той поры, заканчивается сказка, — на Святой Руси расплодилась греча…»