Кристофер Марсден - Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга

Материалы — и не только дорогие — в руках сторонников классицизма начали приобретать значение, которого они не имели никогда за всю историю искусства. В руках Камерона даже обычные материалы приобретали связь с декором, удивительно схожую с той, которую они приобретали в руках декораторов интерьера 1930-х годов, когда мастерство оформителей витрин, театральных декораторов и фотографов — на которых оказали влияние сюрреалисты XX века, рассматривавшие предметы не с точки зрения их использования, — столь сильно изменило взгляды на внутреннюю ценность декоративных материалов. В 1930-х миссис Гуггенхейм должна была затратить на обстановку своих апартаментов в Париже, Нью-Йорке и Лондоне (которая состояла из еловых досок, мешковины, бутылочного стекла, кусков старой веревки, гипса и раскрашенных морских раковин) столько же средств, как если бы она украсила свою комнату порфиром.

Но выглядит удивительно, что Камерон украшал комнату для Екатерины Великой оловянной фольгой и цветным стеклом — причем даже не настоящим цветным стеклом, а простым стеклом с проложенной за ним цветной фланелью. Екатерина требовала от своих новых апартаментов интимности — и они были интимными. Они были небольшими и скромными, но вместе с тем являлись произведениями искусства, хотя совершенно не имели той театральности, которая была столь характерна для интерьера елизаветинского периода. Не было в них и неестественности — ни в замысле, ни в выполнении. И даже когда у Екатерины изменились вкусы, цветное стекло, имеющее цвет лазурита, продолжало придавать помещениям необычную холодную хрупкость в комнатах, которые Камерон делал для нее в Царском Селе. Когда из пышных позолоченных, покрытых сатином помещений Елизаветинской эпохи переходишь в этот синий и фиолетовый мир стекла, фарфора и металла, то словно чувствуешь изменение температуры; все здесь кажется столь хрупким, что боишься, что сейчас что-то расколется.

Как мы помним, рядом с Большим залом Растрелли создал пять приемных. Камерон оставил нам только три, превратив две из них в комнаты. Первая комната (ей свойственна меньшая интимность) имеет название «Лионский зал». В ней роскошный паркетный пол, камин и стол цвета лазурита, а стены и мебель покрыты желтым лионским шелком, на котором вышиты ветви деревьев и маленькие птицы. В следующей — Турецкой комнате — роспись стен, навеяна Помпеями. Эта комната значительное достижение Камерона, хотя классицизм здесь мягче и теплее; у него нет того ледяного духа, который отличает более поздние украшения Камерона, сделанные в духе Флаксмена и Уэджвуда. Но Турецкая комната была испорчена переделками более позднего времени. В Китайской комнате, для создания которой пришлось пожертвовать южной Большой лестницей, немного элегантной мебели в знакомом английском стиле шинуазри [47] Шинуазри — «китайский стиль» в европейском искусстве, особенно в XVIII веке. (Примеч. пер.) , разработанном Камероном (в этой комнате забавный потолок, расписанный де Велли, о котором мы уже упоминали). Большая часть мебели Камерона — а эта мебель разбросана по всему дворцу — также демонстрирует его английские художественные корни. Приспосабливаемость Камерона к новизне в стиле, поисками которой занимались его современники, показывает маленькая рафаэлевская комната, с полу готической аркой с панелями и экраном; на них размещаются копии картин Рафаэля.

Ряд миниатюрных комнат, которые следуют за скромными официальными апартаментами, достаточно хорошо демонстрирует изменение атмосферы этого крыла дворца. Комнаты очень маленькие и создают впечатление хрупкости. Цвета этих комнат напоминают подводный мир — опаловый молочно-белый, фиолетовый, синий и зеленый. Просто невозможно представить в этих комнатах Елизавету — она бы почувствовала себя здесь совершенно потерянной. А Екатерина нигде не была так счастлива, как здесь. Это касается и Серебряного кабинета, где она обычно выслушивала доклады и читала письма (в этой комнате интерьер начал создавать Камерон, но завершил его Кваренги). Это касается и ее опочивальни, стены которой выложены медальонами из фарфора Уэджвуда и украшены колоннами из пурпурного стекла; основания и капители у этих колонн из бронзы. Это относится и к будуару (который она называла «табакеркой»), обстановка которого по-прежнему состоит только из огромной кровати, во всю длину маленькой комнаты; стены обставлены панелями из опалового белого стекла и позолоченных орнаментов, а двери с двух сторон окружают колонны из синего стекла. Это касается и маленького кабинета, обставленного зеркалами, и других маленьких комнат, в которых потолки покрыты белой фланелью — поверх которой наложено стекло, — а стены и колонны обложены стеклом с вырезами для украшений и позолоченной бронзы. Екатерина была в восхищении от своих новых апартаментов. «Я нахожусь здесь уже девять недель, — писала она Гримму в июне 1782 года, — и все не прекращаю удивляться изменениям»… «До сих пор мне не удалось найти чего-либо, что бы повторялось».