Он часто поступал так: "Вот вам музыка, и чтобы через две недели был танец".
Но этим он одновременно учил нас не только кататься, а и мыслить. Нас с Улановым он научил, как правильно строить порядок тренировки, как распределять нагрузки. Мы должны были по очереди вести занятия, и если очередь выпадала мне, то я обязана была прийти на тренировку с планом, в котором указывалось, какие мы должны делать разминочные шаги, сколько времени отводится на каждый элемент или связку. Благодаря Станиславу Алексеевичу я знаю, в какое время тренировки какие элементы нужно отрабатывать, где требуется особая свежесть мышечного чувства, где теплые, уже разогретые мускулы, когда и как чередовать прыжки с поддержками.
Кстати, именно Жук ввел программы, состоящие из пяти-шести частей, в отличие от трехчастных протопоповских. Это связано с тем, что его композиции более насыщенны, элементы в них сложнее, и потому, например, нельзя, чтобы первая часть занимала больше минуты, иначе тебя на остальные четыре не хватит, ты будешь их только дотягивать. А Белоусовой и Протопопову при их стиле и манере катания было достаточно иметь сначала быструю, бурную часть, потом медленную -- на две-три минуты, потом сразу -финал.
Когда Станислав Алексеевич ставит программу, он смотрит на нее сперва с точки зрения технических и физических возможностей спортсменов: "художественная часть" -- это уже потом Мы не приступали к постановке, пока все элементы не были "на ходу",-- мы должны были точно знать, куда нас "выкатит".
У Татьяны Анатольевны Тарасовой диаметрально противоположный подход: она сама человек музыкальный, я бы сказала, танцевальный, и к программе она идет от музыки, от художественной идеи.
Когда мы начинали с ней работать, то были поставлены обстоятельствами в очень строгие условия. Надо было за короткий срок сделать и обязательную и произвольную. Причем мы не имели права на ошибки -- мало кто знал причины нашего ухода от Жука, нас считали виноватыми, это нас мобилизовывало.
Татьяна тоже понимала, что к ней попали такие спортсмены, в работе с которыми надо не экспериментировать, а давать результат, тем более что и времени на эксперименты не было.
Программы обычно ставятся в июле -- августе, а мы к Тарасовой пришли в октябре. Новый тренер -- это иной подход к делу, спортсмен должен привыкнуть, приспособиться -- тем более взрослый спортсмен, со сложившимся характером. Словом, нужно было время и время, чтобы все утряслось и легло по полочкам, а его-то как раз и не хватало.
Татьяна взялась за дело со всей свойственной ей энергией и страстью, музыку специально к новой обязательной написал композитор Алексей Мажуков, но эта программа у публики и специалистов успеха не имела. Не справились мы с ней, оказались неподготовленными ни морально, ни музыкально.
Обязательная программа, с которой всегда начинается постановочная работа, должна быть лаконичной и ясной. Я не очень эту часть работы люблю, она интересна только разнообразием:
обязательные чаще меняются. Произвольные -- реже, но в них больше простора для творчества. А в обязательной самое сложное -- дорожки, "серпантин". И в той первой Татьяна ставила нам "серпантин" так, чтобы каждый шаг попадал точно в мелодический такт. Не как Станислав Алексеевич, требовавший, чтобы все шесть положенных элементов выполнялись, когда надо и как надо, но по-своему усложняя задачу, чтобы они делались еще и музыкально. Этого мы тогда не смогли.
Во мне как в спортсменке живут два начала: то, которое заложил Жук, и то, чему помогла окрепнуть Тарасова. Станислав Алексеевич дал мне прочные знания в технической области фигурного катания, это нечто объективное, что можно измерить в единицах работы, оценить, точно разграничить: так -хорошо, так -- плохо; понять, почему плохо, определить меры, которые нужны для улучшения Второе менее ощутимо, тоньше осязаемо, это касается душевной жизни, это -- желание выразить себя на льду, оно связано с таким расплывчатым, словно зыбким понятием, как вдохновение, которое сегодня есть, а завтра нет. Объем работы и качество техники находятся в простой и прямой зависимости друг от друга, а второе -- в очень сложной зависимости от них, порой в неуловимой.
Много лет я была на льду Родниной, увиденной глазами Жука, олицетворением его идей, его понимания фигурного катания. Это все равно как ребенок, для которого его поведение оценивается только мнением родителей, и ничем больше. Взросление выражается, очевидно, в стремлении самому познать, что хорошо, что плохо, даже если при этом больно ушибешься. В спорте я стала взрослеть, когда мне впервые захотелось выразить на льду себя со всем тем, что к этому времени было пережито и перечувствовано. Но это желание было неосознанным и непостояннным: слишком сильно и твердо влиял на меня мой первый тренер.
Читать дальше