О Рогова - Богдан Хмельницкий

- Ну, уж на это вы напрасно надеетесь, - возразил отец Иван. - Сейм никаких уступок не сделает, напротив, еще в чем-нибудь урежет казаков.

- Все-таки все средства следует испробовать, - возразил Богдан.

Отец Иван поднялся с места.

- Долго вы еще пробудете в лагере - спросил он Хмельницкого.

- Нет, завтра же поеду в Мошны, надоело сидеть здесь.

- Можно и мне поехать с вами?

- Отчего же? Милости просим! - охотно согласился Богдан.

На другой день они приехали в Мошны. Хмельницкий остановился у одного знакомого шляхтича. Вообще, с тех пор, как восстание охватило всю страну, к Хмельницкому стало переходить мелкое шляхетство. Небогатые паны считали гораздо выгоднее для себя поддерживать казаков, тем более, что им самим нечего было терять.

Только что Богдан успел приехать, к нему вошел Ивашко.

- Казаки привели к тебе какого-то русского посла, - проговорил он.

- Это хорошо! Откуда они его добыли? - весело спросил Хмельницкий.

- Он ехал из Севска в Гущу к Киселю. Около Киева на него напали татары с казаками. Казаки увидали, что нет у него ни хохла, ни чуба, значит, русский. Они и взяли его у татар.

- Давай его сюда! Посмотрим, что за посол.

Привели пленника. Он назвался Григорием Климовым из Стародуба.

- Воевода Севский послал тебя к Киселю? - спросил Хмельницкий.

- Да! - отвечал с поклоном Григорий.

- Ну, так не к чему тебе к Киселю ехать, я сам напишу ответную грамоту к его царскому величеству царю Московскому.

Григорий молча отвесил ему поклон.

Хмельницкий долго читал и перечитывал письмо, отнятое у посла, долго что-то обдумывал и, наконец, сказал:

- Пускай не думают русские воеводы, что я сильно дружу с татарами. Я уже велел Тугай-бею отступить к Желтым Водам, а сам веду переговоры с панами Адамом Киселем и Вишневецким; они у меня мира просят, так ты и скажи твоему воеводе. Да еще пусть твой воевода от себя напишет его царскому величеству, чтобы он пожаловал нас денежным жалованьем, а мы будем ему служить верой и правдой. Пусть он двинется на Польшу со своим войском с одной стороны, а я двинусь с другой.

Григорий почтительно выслушал все, что ему сказал Богдан, и просил вручить ему грамоты и отпустить с миром.

- Так скоро дело не делается, - отвечал Хмельницкий. - Я уезжаю в Черкасы и тебя возьму с собой. Несколько дней пробудешь у нас, а там получишь и обе грамоты; пожалуй дам тебе и провожатых.

Когда Григорий вышел от Богдана, его встретил Выговский.

- Пан посол, позвольте познакомиться с вами, - сказал он ему, - может быть я вам когда-нибудь и пригожусь, я всегда готов служить московским людям.

Они отправились вместе и долго о чем-то горячо разговаривали.

К хмельницкому в это время привели нового посла.

- Эк, их отовсюду посыпалось, - смеялся Богдан. - Откуда ты?

Посол поклонился.

От Хотмышского воеводы Болховскоо, еду к воеводе Брацлавскому Адаму Киселю.

- Вижу, сдружились ваши воеводы с панами, сказал Хмельницкий, распечатывая письмо. - Делают вид, что идут против татар, а сами замышляют погубить нас же, православных своих братьев.

- Не во гневе будь сказано твоей милости, - скромно ответил посол, низко кланяясь, - вряд ли наш воевода пойдет против казаков с войском; не такой он человек, чтобы воевать с православными. А вот против татар, это верно, войско наше всегда наготове.

- Хорошо! Я напишу грамоту твоему воеводе, а там уж его дело будет, за кого он встанет, за нас или за ляхов. Если за нас, то мы в долгу не останемся, наше дело правое, нам сам Бог помогает. Мы уже одержали две победы над польским войском, будем побеждать и вперед.

Не успел Хмельницкий отпустить этого посла, как привели еще одного от Севских воевод к Вишневецкому.

Хотя воеводы сулили свою помощь только против татар, но Хмельницкий отлично понимал, что это значит, и на уверение посла, что против казаков ничего не замышляется, говорил:

- Ваши воеводы хорошо знают, что ляхи воюют с казаками, а не с татарами. Зачем же они сулят помощь нашим врагам?

Посол, видимо, смутился, а Хмельницкий написал еще грамоту Севским воеводам.

Как-то вечером подъехал к дому, где остановился Хмельницкий, и посланный Адама Киселя, Петроний Ляшко. Он постучал у крыльца. Дверь отворил Ивашко. Петроний видел его мельком, когда он привез Катрю в Гущу; но память у монаха была замечательная: он тотчас же узнал казака.

- Здравствуй, пан казак, я привез тебе поклон от панны Катри.

Ивашко просиял. Он поспешил провести Петрония в свою каморку, под предлогом, что сейчас видеть Богдана нельзя, и осыпал монаха вопросами, так что тот едва поспевал отвечать.