О Рогова - Богдан Хмельницкий

Сотник Шпак отправился в Ворошиловку, но один из ворошиловских крестьян, лях родом, в тот же вечер прибежал к Калиновскому и сообщил ему:

- Казак Нечай празднует со своими масленицу в Красном, а в Ворошиловке сидит сотник Шпак и сторожит пана.

Калиновский тотчас собрал военный совет. Паны решили напасть сперва на Ворошиловку, а потом и на Красное.

Было прощальное воскресенье. Нечая кто-то из крестьян пригласил в кумовья, и он отправился на крестины.

- Не лучше ли, пане атамане, держать тебе коня в седле да саблю под эпанчой, как бы не обошли тебя ляхи, - говорили казаки.

- А на что у меня Шпак? - весело возражал полковник, - зачем я его посадил настороже? Чуть зашевелятся ляхи, он тотчас даст мне знать.

- Твое дело, батько! - согласились казаки.

Их тоже привлекали пиво и горилка на крестинах, и они запировались до глубокой ночи.

Между тем Калиновский, с отборным отрядом немцев драгун и польской конницей, неслышно подкрался к городу и перебил подвыпивших сторожей. Жолнеры открыли ворота, расставили вокруг города драгун и впустили в город конницу. Вдруг залаяла одна собака, другая, третья, сонные горожане повысунулись из окон и увидели ляхов. Весь город в одну минуту ожил. Кто-то ударил в набат. Жители побежали, казаки, не бывшие на крестинах, схватились за сабли и бросились на жолнеров. Побежали за Нечаем; он сидел еще за ужином.

- Бежим, батько! Ляхи завладели городом...

Нечай вскочил из-за стола и, топнув ногой, закричал:

- Бежать? Чтобы казак Нечай побежал и погубил славу казацкую. Гей, коня, джура! Вырежем всех ляхов до одного!..

Второпях джура стал седлать коня, подпруги оборвались.

Нечай оттолкнул джуру и вскочил на неоседланного буланого. Он выехал за ворота и бросился в ту сторону, откуда доносились крики.

- Бейте, хлопцы, бейте ляхов, как курей! - кричал он.

Сам бросился на хорунжего, вырвал у него знамя, бросил его и стал топтать конем. Увидев своего батька, казаки еще усерднее принялись рубить врагов, а горожане забрались на крыши, на заборы и стали стрелять в ляхов. Жолнеры пришли в беспорядок, бежали и казаки погнали их за городские ворота. Вдруг совершенно неожиданно подоспело подкрепление, свежий отряд поляков ворвался в город и зажег его с нескольких сторон. Как лев, бился Нечай, кровь лилась из него ручьями, а он все махал саблей и не отдавался живым. Казаки столпились около умиравшего батька и защищали его от наступавших ляхов. Им удалось унести его в замок.

Он еще дышал и тихо проговорил окружавшим его казакам:

- Прощайте, хлопцы, не поминайте лихом! Кто из вас останется в живых и вернется домой, снесите поклон моей матери, скажите ей, чтоб не тужила больно... да схороните меня... не давайте ляхам на поругание...

Казаки со вздохом поклонились телу умершего батька и заперлись в замке. Трое суток по обычаю отпевали попы Нечая и на четвертые сутки собрались его погребать. Но тут поляки взяли замок, перебили священников, а труп казацкого батька изрубили на мелкие куски и пустили по воде; только голову Нечая удалось казакам спасти; они погребли ее в какой-то церкви, а сами все погибли в битве с врагами.

- Ой не добре то, хлопцы, - говорили в народе. - Первый блин, да и то комом, как бы на этот раз ляхи нас не одолели.

Первый успех в битве с хлопами ободрил поляков. Калиновский брал город за городом; сражался со славным полковником Богуном, то побеждал, то терпел поражения и, вернувшись под Каменец, соединился с войском Потоцкого.

По всей стране распространился голод. Хлеб пекли из лебеды; лошадям не хватало корма, скот падал за неимением пищи.

Король и Хмельницкий готовились к новой войне. Королю папа прислал мантию и освященный меч, блиставший драгоценными камнями, а Хмельницкого коринфский митрополит опоясал мечом, освященном на гробе Господнем. У митрополита шли долгие оживленные переговоры с гетманом. Он убеждал его вступить в подданство московского царя. Гетман почти склонялся на его убеждения; тайные гонцы то и дело посылались Иосафом к брату его Илье, жившему в Москве.

Было уже начало мая. Король выступил в поход. Хмельницкий медлил, поджидая хана. Но о хане не было никаких вестей и гетман один двинулся к Каменцу.

На этот раз передвижение войск было соединено с особенно большими трудностями, так как страна представляла пустыню и нечем было продовольствовать ни людей, ни коней.

Хмельницкий тщательно следил за продвижение польского войска, имел в нем своих шпионов, доносивших ему обо всем, что там происходило. Он узнал, что поляки избрали театром войны Волынь и хотят расположиться лагерем у Берестечка на реке Стыре.