Александр Доманин - Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

Темучин понимал, что неожиданное решение Ван-хана вызовет сопротивление не только Нилха-Сангума или Джамухи, но и многих людей из самого близкого окружения Тогрила. Поэтому он заставил дряхлого кераитского хана провести обряд установления отцовства согласно всем степным обычаям, с жертвоприношениями и взаимными клятвами. Среди этих клятв одна заслуживает особого внимания: Ван-хан и Темучин дали друг другу слово не верить многочисленным клеветникам, не позволить злобе взять верх над добрыми отношениями, верить только друг другу и тем словам, которые ими будут произнесены лицом к лицу.

Чтобы еще более укрепить новые отношения между монгольским и кераитским ханствами, Темучин решил устроить «перекрестный» брак. Он попросил для своего старшего сына Джучи руки дочери Ван-хана Чаурбеги, а сыну Тогрила, Нилха-Сангуму, он предложил руку собственной дочери Оджин-беги. И тут великолепный план Борджигина впервые дал трещину: Нилха-Сангум яростно воспротивился такой замечательной «рокировке». И хотя в открытую, опасаясь мощи Темучина, он свой отказ не афишировал, но старался всячески затянуть переговоры, постоянно уговаривал своего отца не торопиться с заключением браков, по его мнению, не соответствующих достоинству старинного рода кераитских ханов. В конце концов, он добился своего: переговоры, фактически, были прерваны, чем Темучин остался крайне недоволен и не преминул поставить об этом в известность Ван-хана.

Об этом охлаждении между «родственниками» узнал Джамуха и начал действовать так, как умел, пожалуй, лишь он один — этот «Макиавелли монгольской степи». Он завязал сношения со всеми людьми, которые по какой-либо причине могли быть недовольны Темучином: Нилха-Сангумом, Алтаном, Хучаром, Даритай-отчигином и многими другими. Джамуха утверждал, что Темучин хорош только на словах, а на деле ненавидит своих ближайших соратников и союзников и даже готовится предать их найманам, постоянно обмениваясь при этом послами с Таян-ханом. Дыма без огня не бывает: такие тайные посланцы к Таян-хану наверняка отправлялись, но каково было конкретное содержание этих сугубо секретных переговоров с найманским властителем, для нас навсегда останется тайной.

Когда Джамуха счел почву достаточно подготовленной, он предложил всем заинтересованным сторонам заключить тайный военный союз против Темучина. Тайным он был потому, что непреклонной оставалась позиция Тогрила, который верил своему названому сыну больше, чем всем его многочисленным недоброжелателям. Тогда Нилха-Сангум пообещал заговорщикам любыми способами переубедить своего несговорчивого, но уже такого старого отца. Он лично, без свидетелей, отправился в юрту Ван-хана и приступил к обработке родителя. Сам он был убежден в своей правоте (и, скорее всего, был действительно недалек от истины), потому и слова его, обращенные к отцу, звучали более чем убедительно: «Уже и теперь, когда ты таков, каков есть, нам ничего не позволяется. Когда же на самом деле ты, государь мой и родитель, «белому покропишь, черному запретишь», нам ли будет вверен улус твой (выделено мной — авт.) — улус, с такими трудами собранный твоим родителем Хурджахус-Буюрук-ханом: Кому же и как будет передан улус?» («Сокровенное Сказание», § 167).

Зажатый между интересами двух своих сыновей — родного и названого — бедный Ван-хан взмолился: «Как могу я покинуть своего сына, свое родное детище (в данном случае Темучина — авт.)? Но ведь в нем доселе была опора наша, возможно ли злоумышлять на него: Ведь мы заслужим гнев небесный» («Сокровенное Сказание», § 167).

Слова старого отца чрезвычайно рассердили Нилха-Сангума, и он в сердцах хлопнул дверью и вышел вон. Несчастный Ван-хан, разрывающийся между любовью к родному единственному сыну и верностью к старому испытанному соратнику! Полночи думал старый кераит, но, в конце концов, родная кровь взяла верх, он вызвал к себе Сангума и сказал ему примерно следующее: делайте, что хотите, а я умываю руки. Таким образом, Ван-хан перестал быть препятствием, и заговор против Темучина, наконец, обрел реальную силу.

Заговорщики решили воспользоваться уже имеющимся предлогом — двойным сватовством. Нилха-Сангум предложил хитрый ход: объявить, что они, якобы, согласны отдать Чаур-беги в жены Джучи и потому призывают Темучина на сговорный пир с тем, чтобы закрепить свадебную сделку. А уже на пиру монгольского хана надо захватить или убить — уж как получится. План был неплох, и надо сказать, что Темучин, которому было неизвестно о судьбоносном разговоре отца с сыном в юрте, поверил в серьезность брачных намерений кераитов. Получив это известие, он с десятком верных людей немедленно выехал на Толу.