Один из таких уполномоченных — Картелёв, отправленный в Бохотскую волость Смоленского уезда в январе 1929 г. направил письмо председателю губернской избирательной комиссии, в котором писал: «У меня в районе… имеется Щербунов Кирилл, который платит налог 10 рублей, но имеет со своим сыном фиктивный раздел, между прочим, живёт вместе с семьёй». Далее Картелёв сообщал, что Щербунов занимается куплей-продажей хлеба, и неплохо зарабатывает на этом. К моменту проведения учёта объектов налогообложения он «распродал скот и по окончании кампании опять приобрёл, притом недоброжелательно настроен к советской власти». Щербунов доказывал представителям власти, что он провёл раздел с сыном и требовал, чтобы они помогли изгнать его из отцовского дома. Когда Картелёв с председателями местных сельсовета и избирательной комиссии стали доказывать ему, «что зимой нельзя выселять», он заявил, что «согласен оставить сына совсем при условии считать его отделившимся». Заканчивал Картелёв своё письмо следующим обращением: «Прошу тебя т. Ковалёв дать своё заключение по данному вопросу, а то мы здесь в тупике, хотели лишить голоса, но как посмотрели, что 10 рублей налог, ничего не выходит» [507].
Граждане, которым грозило лишение избирательных прав, пытались использовать свои родственные и дружеские связи для того, чтобы избежать этого и иногда это помогало. Так, «мастер железнодорожных мастерских станции Великие Луки Науменко выдал справку своей бывшей жене, что она состоит на его иждивении». Как потом выяснилось, она была бывшей помещицей и владелицей четырёх домов в Великих Луках [508].
Если предоставлялась возможность, лишенцы обращались с изложением своих бед и с просьбами о восстановлении в правах к высшим руководителям государства. В начале 1929 г. Смоленскую губернию с инспекцией посетил заместитель председателя Совнаркома РСФСР и председатель Госплана РСФСР А. М. Лежава. В отчете о своей поездке он писал: «На крестьянские собрания, как правило, допускались избиратели, но не было почти ни одного собрания, на которое не проникали бы слушать доклад правительства лишенцы. Впрочем, эти лишенцы не всегда подлинные кулаки, а большей частью сопричисленные к ним, в большинстве случаев середняки или зажиточные, прикосновенные в прошлом к торговле, прасольству и т. п. Почти все кулаки обжаловали действия избиркомов и независимо от этого подали жалобы и мне. Характерно, что первыми ораторами записались именно эти элементы. Они обычно начинают с изъявления своей верности советской власти, одобряют действия центрального правительства, но жалуются на местную власть. Таких выступлений на некоторых собраниях было два-три. Их жалобы и сетования поддерживаются одобрительными возгласами и аплодисментами небольшой частью собрания — при аудитории в 500 человек, аплодирует им человек 30–50, среди которых и бедняки, и середняки.
Не было почти ни одного случая, когда бы против такого жалобщика или обличителя не выступал кто-нибудь из самой же аудитории — бедняк или середняк…» [509].
Доведённые до отчаяния, тем, что не могут, восстановится в избирательных правах, некоторые граждане готовы были пойти на преступление, чтобы отомстить тем, кто превращал их в изгоев. Так, в Черкесском сельсовете Великолукского района «лишенец Трофимов подговорил бузотёров Смороденкова, Чистова, Базарова и те, напившись пьяными, ворвались в избу с ножами к членам ВЛКСМ Орлову и Никитину и хотели их прирезать» [510]. В Карачевском и Клинцовском уездах Брянской губернии «имелись случаи, когда лишенные избирательных прав гонялись с топорами за председателями сельских избирательных комиссий». В деревне Измайлово Брянской губернии был «избит председатель сельской избирательной комиссии лицами лишёнными избирательных прав» [511].
Порой дело доходило до прямых террористических актов. Так, в Шумячской волости Рославльского уезда в конце 1928 г. был лишён избирательных прав за использование наёмной рабочей силы зажиточный крестьянин И. Кухаренко. Несколько раз он пытался вернуть себе права голоса. Когда все они закончились ничем Кухаренко «начал организовывать вокруг себя „актив“, собирать свои кулацкие предвыборные собрания». Неоднократно он угрожал расправой председателю волостного исполкома Буланову и секретарю волостного комитета партии Бродскому, поскольку считал их главными виновниками своих бедствий. В ночь с 1 на 2 января 1929 г. на Бродского было совершено покушение — в окно его дома был произведён выстрел и только по счастливой случайности руководитель шумячских коммунистов не пострадал. Главным организатором нападения на Бродского следствие признало Кухаренко, который был арестован и предан суду [512].
Читать дальше