Борис Соколов - Берия. Судьба всесильного наркома

Какое- то незнакомое чувство… боязнь провала… нет… что-то совсем другое… какая-то тревога.

Из машины вышел полковник и усадил меня на заднее сиденье рядом с Берией, я его сразу узнала, я его видела на… приеме в Кремле. Он весел, игрив, достаточно некрасив, дрябло ожиревший, противный, серо-белый цвет кожи. Оказалось, мы не сразу едем в Кремль, а должны подождать в особняке, когда кончится заседание. Входим. Полковник исчез. Накрытый стол, на котором есть все, что только может прийти в голову. Я сжалась, сказала, что перед концертом не ем, а тем более не пью, и он не стал настаивать, как все грузины, чуть не вливающие вино за пазуху. Он начал есть некрасиво, жадно, руками, пить, болтать, меня попросил только пригубить доставленное из Грузии "наилучшее из вин". Через некоторое время он встал и вышел в одну из дверей, не извиняясь, ничего не сказав. Могильная тишина, даже с Садового кольца не слышно ни звука. Я вспомнила этот особняк, он рядом с Домом звукозаписи, на углу Садового кольца, и я совсем недавно здесь проходила… Огляделась: дом семейный, немного успокоилась. Уже три часа ночи, уже два часа мы сидим за столом, я в концертном платье, боюсь его измять, сижу на кончике стула, он пьет вино, пьянеет, говорит пошлые комплименты, какой-то Коба меня еще не видел живьем, спрашиваю, кто такой Коба…

— Ха! Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба?! Ха! Ха! Ха! Это же Иосиф Виссарионович.

Опять в который раз выходит из комнаты. Я знаю, что все "они" работают по ночам. Бориса в ЦК вызывают всегда только ночью, но я устала, сникаю. На сей раз, явившись, объявляет, что заседание у "них" кончилось, но Иосиф так устал, что концерт отложил. Я встала, чтобы ехать домой. Он сказал, что теперь можно выпить и что если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила. Он обнял меня за талию и подталкивает к двери, но не к той, в которую он выходил, и не к той, в которую мы вошли, и, противно сопя в ухо, тихо говорит, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он меня отвезет домой. И все, и провал. Очнулась, тишина, никого вокруг, тихо открылась дверь, появилась женщина, молча открыла дверь в ванную комнату, молча проводила в комнату, в которой вчера был накрыт ужин, вплыл в сознание этот же стол, теперь накрытый для завтрака, часы, на них десять часов утра, я уже должна сидеть на репетиции, пошла, вышла, села в стоящую у подъезда машину, приехала домой, попросила… не подзывать к телефону, кто бы ни звонил, ко мне никому не входить.

Изнасилована, случилось непоправимое, чувств нет, выхода нет, сутки веки не закрываются даже рукой".

У читателей возникает искреннее сочувствие к несчастной жертве, которую обманом заманили в ловушку, опоили каким-то дурманом, а потом изнасиловали. Этот рассказ Окуневской отразился и в романе Василия Аксенова "Московская сага", где главную героиню — известную певицу Берия насилует при точно таких же обстоятельствах. Но при внимательном прочтении в исповеди Окуневской, обнаруживается ряд нестыковок. Неужели Татьяна Кирилловна не удивилась, что везти ее на концерт будет сам Лаврентий Павлович Берия — четвертый человек в стране, после Сталина, Молотова и Маленкова. Эта роль — для какого-нибудь адъютанта, но не для члена ГКО. И почему "они", т. е. члены Политбюро, ближайшие соратники Сталина, заседают без Берии! Ведь он тоже из "них"! Неужели задача доставить актрису Татьяну Окуневскую на кремлевский концерт важнее государственных вопросов, обсуждавшихся на Политбюро! И неужели Татьяна Кирилловна с самого начала не поняла, куда и зачем ее везет Лаврентий Павлович!

Вряд ли Татьяна Кирилловна выдумала свою связь с Берией. Но я сильно подозреваю, что все делалось по взаимному согласию. Не исключено, что именно эта связь обеспечила Окуневской взлет ее песенной карьеры в первое послевоенное время, гастроли по странам Восточной Европы, где стояли советские войска. Засадил же Окуневскую в тюрьму министр госбезопасности Абакумов, потому, как она утверждает, что отвергла его домогательства. Такая форма мести, замечу, вполне вероятна. Раз любовницей Абакумова Окуневская так и не стала, то ее арест министра госбезопасности скомпрометировать никак не мог. А ее утверждениям, что Виктор Семенович ее домогался, никто бы просто не поверил.

Формально Окуневскую обвинили в шпионаже в пользу Югославии. В момент ее ареста, в ноябре 1948 года, отношения у Сталина с Тито были хуже некуда. А ведь Татьяны Кирилловны был короткий роман с вождем Югославии, и более длительные, серьезное отношения с югославским послом в Москве генералом Поповичем. Но не исключено также, что Абакумов знал и о ее связи с Берией, при случае рассчитывал получить через нее компромат на Берию, а затем при необходимости создать громкое дело, в котором Лаврентий Павлович фигурировал бы как югославский шпион, осуществлявший связь со своими хозяевами через Окуневскую. Но Сталин в конце концов предпочел арестовать самого Абакумова, а Берию сохранить.