* * *
Тем временем на другом конце Европы, в Восточной Пруссии, Гитлер продолжал нервно расхаживать по коридорам «Волчьего логова». Ожидание того, чем все закончится, для фюрера было столь же невыносимо, как и для итальянцев. К этому времени Гитлер уже расстался с мечтой похитить Бадольо и королевскую семью, после чего захватить Рим. Фюрер считал, что именно силовое решение раз и навсегда решит проблему верности европейского союзника Германии. Эта идея лила ему на душу бальзам — частично по личным причинам, частично потому, что Гитлер не сомневался, что она сработает. Не удивительно, что он постоянно грозился воплотить ее в жизнь.
Но, как говорится, нет худа без добра. Ситуацией в Италии можно воспользоваться с тем, чтобы взбодрить поникший боевой дух немцев, потому что, если верить Геббельсу, «кое-кто пребывает в состоянии, близком к панике». Увы, несмотря на все мольбы министра пропаганды, Гитлер не нашел, чем их утешить. Итальянский кризис поставил его перед неразрешимой загадкой.
«Сейчас не лучшее время выступать с обращением к немецкому народу, — признался фюрер в разговоре с одним из своих приближенных. — Я не в состоянии высказывать сейчас мои взгляды относительно положения в Италии. Если я сейчас отзовусь о нем положительно, то тем самым окажу поддержку кругам, которые даже сейчас замышляют предательство. С другой стороны, я не могу выступить против нынешнего итальянского правительства по всем хорошо известным причинам военного характера. Вместе с тем я не могу закрывать глаза на эту проблему, поскольку в противном случае это было бы расценено как знак внутренней и внешней слабости. Как только итальянский вопрос прояснится — все равно, в какую сторону, — я тотчас же смогу выступить перед немецким народом».
Увы «прояснение итальянского вопроса» оказалось не столь легким делом. В течение всего августа этот самый вопрос и спасение Муссолини не давали Гитлеру ни минуты покоя во время его бесконечных совещаний в «Волчьем логове». «После того, как глава Италии был низложен и бесследно исчез, — вспоминал Альберт Шпеер, — Гитлер, казалось, проникся к нему поистине мифической верностью. Вновь и вновь во время совещаний он заводил речь о том, что дуче необходимо спасать. Нужно срочно обнаружить его местонахождение. Как-то раз он заявил, что судьба Муссолини — это кошмар, который давит на него денно и нощно».
* * *
К счастью для Муссолини, поисковая группа, работавшая в Риме, постепенно начала выходить на его след. Обратившись за помощью к одному из своих итальянских контактов, Герберт Капплер, представитель гестапо при посольстве Германии, выяснил, что вечером 25 июля дуче был доставлен в казарму карабинеров на Виа Леньяно.
«Среди итальянских чиновников, с которыми общался наш полицейский атташе, — вспоминал Скорцени, — был один капитан карабинеров, как здесь называют военизированную полицию, который, похоже, в глубине души до сих пор поддерживает фашистский режим. В ходе разговора этот человек сделал одну важную оговорку: скорее всего, дуче привезли в казарму карабинеров в карете „скорой помощи“. Мы проверили эту информацию и в конечном итоге выяснили, в какой части здания и на каком этаже держали пленника». Увы, плохие вести заключались в том, что к тому моменту, когда они это узнали, Муссолини уже перевели в другое место.
Но даже до того, как это стало известно, им помог случай. В течение нескольких дней после исчезновения дуче немцам удалось отыскать двух очевидцев, причем соотечественников, чьи рассказы подтверждали друг друга. Один из них, инженер люфтваффе по фамилии Дессауэр, судя по всему, обратил внимание на конвой машин, проезжавший по улицам Гаэты в тот вечер, когда Муссолини передали адмиралу Мауджери и поместили на борт корвета «Персефона». Эта история совпадала с рассказом офицера германского флота, который сказал, что видел, как дуче входил на борт судна в Гаэте.
По словам адмирала Дёница, который был частым гостем в «Волчьем логове» в период исчезновения Муссолини, получив эти многообещающие известия, Гитлер начал активно участвовать в расследовании. (Он уже потребовал, чтобы его держали в курсе всех новостей.) Когда Дёниц в начале августа прибыл в Ставку фюрера для участия в совещаниях, он отметил для себя, что Гитлер временно отложил другие, не менее настоятельные дела с тем, чтобы допросить потенциальных свидетелей. Первым в их списке был Дессауэр, которого генерал Штудент самолетом переправил в Растенбург, чтобы Гитлер мог допросить его лично.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу