Дважды лейтенант поднимался в рост, хотел личным примером увлечь за собой людей, чтобы хоть немного упредить нарушителей, но те открывали по нему шквальный огонь из всех видов оружия и метр за метром отодвигались назад, к спасительному лесу, тревожно шумевшему у них за спиной.
- На флангах, быстрее! - командовал лейтенант. - Бицуля, выдвигайтесь вперед.
Он понимал, что требует невозможного, при всем желании люди не в состоянии ускорить темп ползком, по-пластунски, под огнем ручных пулеметов, уже достигавшим их редкую цепь. Еще бессмысленнее было бы броситься в рост. Между противными сторонами пролегли ровные, без всхолминки и хоть мало-мальски порядочного бугра, пологие полосы огородов с как бы в насмешку торчавшим на одном из них чучелом в немецкой рогатой каске и рваном пиджаке.
По лесу не смолкая, дробно и стоголосо перекатывалось гулкое эхо, и то ли от него, то ли от порывистого влажного ветра, продолжавшего дуть с запада и раскачивавшего верхушки деревьев, сверху, с зеленой кроны, осыпались плотные шапки наметов, глухо шлепались в обрыхлевший снег, проминая его глубоко и сея в воздухе серебристую пыль.
Корчин словно не просыпался, будто вымерли все его жители, во многих хатах ставни оставались закрытыми еще с вечера, изнутри не раздавалось ни звука, лишь по-прежнему взахлеб брехали собаки и ревела недоеная скотина. Снег как выпал, так и лежал нетронутым на дороге и близ усадеб.
Между тем Пустельников со своей позиции, выбранной лейтенантом наугад, по одному лишь предположению, что противник дальше Корчина не ушел, хотел и не мог помочь основной группе в заслоне. Он дал по нарушителям длинную очередь, но она прошла выше и ударила по верхушкам березника значительно дальше залегшей цепи. Отсюда, с низины, не имело смысла стрелять - пустой перевод патронов; Пустельников с Князьковым были достаточно опытными солдатами, чтобы понять, как неудачно выбрал для них позицию лейтенант.
Лошади, встревоженные несмолкающей пальбой, рвались из постромков, испуганно прядали ушами и дрожали как в лихорадке. Груша всхрапывала, норовя вырваться из хомута, пробовала взвиться на дыбы, и Князьков, чтобы сдержать ее, рванул изо всех сил за поводья, разрывая ей губы.
- Ты что делаешь?! - в ярости закричал на него Семен. - Тоже мне нашелся!..
- Сам попробуй ее удержать, паразитку. Как взбесилась, чтоб ее разорвало!
Семен сплюнул с досады.
- У вас с ней мозги одинаковые. - Нервничая, расстегивал и застегивал на себе ворот белого полушубка. - Что делают, гады!.. Ты посмотри, что они делают! Отходят же...
Противник перекатами отступал к небольшой высотке, за которой до самого леса простиралась непростреливаемая мертвая зона - стоило достигнуть ее, и все усилия пограничников окажутся тщетными.
- Что мы можем? - спросил Князьков.
- Надо с флангов зайти, от леса. Тогда бы наши могли сделать бросок и погнать их, гадов, на пулемет. Здесь бы я секанул по ним...
- Как ты им во фланг зайдешь, стратег? - Князьков прищурился. Местность открытая, как на пупу. Ты подумал об этом?
Насмешливую реплику Семен во внимание не принял, пропустил мимо ушей еще какую-то злую тираду Князькова, оглянулся на замершее, не подававшее признаков жизни село; от него к лесу, где опять вынуждены были залечь прижатые огнем нарушители, тянулся неглубокий овраг, густо поросший кустарником; лозняк с подветренной стороны чернел из-под снега, и над ним, как бы образуя навес, лежал толстый слой зализанного ветром непрочного наста.
Князьков, сдерживая коней, больше не усмехался и не ехидничал, но, кажется, еще не догадывался, почему Семен поспешно закинул автомат за плечо, подвесил к поясу запасной диск и сунул гранату в карман полушубка.
- Ты что надумал? - спросил он без особого беспокойства.
- Надо.
Движения Пустельникова были коротки и рассчетливы. Он потуже затянул на себе поясной ремень, поглубже нахлобучил ушанку, пальцами пробежал вдоль полушубка, проверяя, застегнуты ли крючки. Как и раньше, его движения были точны и неторопливы, лицо с виду бесстрастно, лишь тесно сжатые губы выдавали волнение.
- Выпряги Грушу, - сказал он, закончив приготовления, ступил к саням и поправил сползшую с продуктов серенькую попонку. - Ну, давай же, Князьков, добавил, не повышая голоса. - Давай, парень, времени мало.
Князьков все еще держал лошадей и не понимал, в чем дело, почему нужно выпрячь Грушу, к которой Семен раньше даже притрагиваться не разрешал никому.
Читать дальше