Эрих Людендорф - Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918

Обсуждение ответа Вильсона состоялось 17 октября в Берлине на заседании военного кабинета, на котором присутствовали также я и, по моему приглашению, генерал Гофман. В те дни в полосе обороны 18-й армии шли горячие бои.

Рейхсканцлер опять начал с вопросов, а потом, обращаясь ко мне, сказал примерно следующее: «Поступила новая нота Вильсона, содержащая дополнительные требования. Очевидно, Вильсон, испытывая внешнее давление, попал в трудное положение. Он, по-видимому, надеется, что мы создадим возможность и дальше вести переговоры с нами, и рассчитывает преодолеть сопротивление воинствующих элементов. Перед тем как составить ответ, необходимо уяснить подлинное стратегическое положение Германии».

Я был совсем другого мнения относительно намерений наших противников. Для меня главной угрозой Германии было их желание нас уничтожить. На многие поставленные вопросы я ответил подробно и основательно.

Детально рассматривалась также проблема: нельзя ли, перебросив все или часть дивизий с востока, настолько укрепить Западный фронт, что можно было бы реально рассчитывать на длительную оборону. Чтобы ее решить, мне следовало знать, сколько дивизий нам придется держать на Востоке. В этой связи я задал представителям правительства два вопроса относительно угрозы большевизма и значения Украины для Германии.

Преграды перед поползновениями большевиков были тогда слишком слабыми и явно недостаточными. И я, и генерал Гофман указали на чрезвычайную опасность большевизма и на необходимость сооружения пограничного кордона.

Судя по всему, правительство пока не определило своего отношения к большевизму, и его позиция в этом вопросе была расплывчатой и неясной. Оно, невзирая на протест председателя имперского военного суда, выпустило из тюрьмы Либкнехта и безучастно взирало, как господин Иоффе свободно раздавал в Берлине деньги и пропагандистский материал, подготавливая у нас революцию. Наши предостережения, в том числе и командующего войсками в Марке, не возымели действия. В конце октября Иоффе был все-таки выслан, и мы в результате вновь оказались в состоянии войны с Россией. Необходимость защитных мер от большевиков получила, таким образом, твердое обоснование.

На заседании я также указал на важное значение занятых нами восточных территорий для германской военной промышленности. Вопрос об уходе с Украины остался нерешенным, поскольку требовал более основательной подготовки.

Затем мы обратились к главному и самому важному вопросу: что конкретно Германия сможет и захочет дать армии? От этого напрямую зависело все остальное. Я надеялся, что в правительстве на этот счет существует полная ясность, но ошибался. Новый военный министр назвал мне более радужные цифры, касавшиеся пополнения, чем я до сих пор предполагал. Проверить их у меня возможности не было. Меня сильно удивило, когда он сказал, что немедленно отправить можно не менее 60–70 тысяч человек участников гражданской обороны. Но почему же нельзя было это сделать раньше? И я ответил, что если фронт получит пополнение в названном количестве, то за будущее Германии можно не тревожиться. Однако это должно произойти без промедления. Министр пообещал не задержать с отправкой пополнения ни одного лишнего дня.

После этого я коснулся умонастроений как в войсках, так и в самой Германии, имевших важное значение, и высказался в известном уже читателю роде, особо подчеркнув, что армия именно теперь нуждается в действенной моральной поддержке. По просьбе рейхсканцлера на эту тему высказались три присутствовавших статс-секретаря.

Статс-секретарь Грёбер в своем выступлении уклонился от прямого обсуждения вопроса. Статс-секретарь Шейдеман говорил очень серьезно. Он допускал возможность мобилизации на военную службу еще сотен тысяч сограждан, но сильно сомневался, что они способны улучшить настроение в армии. По его словам, немецкие рабочие все чаще повторяют: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Это было откровенное признание банкротства той политики, которую проводили рейхсканцлер и партии парламентского большинства.

Статс-секретарь Гауссман полагал, что обращение к народу произведет сильное впечатление. Вице-канцлер Пайер не считал проблему настроения столь серьезной, как Шейдеман. В заключение он сказал: «Если мы сможем сформулировать ноту так, что наш народ поймет: хотя мы и в тяжелом положении, но тем не менее вовсе не собираемся сдаваться, – тогда еще не все потеряно». Статс-секретарь Фридберг поддержал Шейдемана и добавил: «Во всяком случае, нельзя медлить».