Эдвард Гиббон: Закат и падение Римской Империи. Том 1

Римский мир оказался теперь разделенным между Кон­стантином и Лицинием, из которых первый был повелителем Запада, а второй — повелителем Востока. По-видимому можно было ожидать, что эти завоеватели, утешившись междоусоб­ными войнами и будучи связаны между собою и узами родст­ва, и трактатами, откажутся от всяких дальнейших честолюбивых намерений или по крайней мере отложат их на время в сторону; а между тем едва прошел один год со времени смерти Максимина, как эти победоносные императоры уже обратили свое оружие друг против друга. Гений, успехи и предприимчивый характер Константина могли бы заставить думать, что он был виновником разрыва, но вероломство Ли­циния оправдывает самые неблагоприятные для него подо­зрения, и при слабом свете, который бросает история на эти события, мы в состоянии усмотреть признаки заговора, ко­торый был составлен коварным Лицинием против его сопра­вителя. Незадолго перед тем Константин выдал свою сестру Анастасию замуж за знатного и богатого Бассиана и возвел своего нового родственника в звание Цезаря. Согласно уста­новленной Диоклетианом системе управления, Италия и, может быть, также Африка должны бы были составлять удел нового государя. Но исполнение обещанной милости замед­лялось такими отсрочками или сопровождалось такими не­выносимыми условиями, что оказанное Бассиану лестное от­личие скорее поколебало, чем упрочило его преданность. Его титул был утвержден одобрением Лициния, и этот коварный государь скоро успел войти через посредство своих эмиссаров в тайные и опасные сношения с новым Цезарем, постарался раздражить в нем чувство неудовольствия и внушил ему оп­рометчивую решимость исторгнуть силою то, чего он тщетно ожидал от справедливости Константина. Но бдительный им­ператор открыл заговор прежде, нежели все было готово для приведения его в исполнение, и, торжественно отказавшись от союза с Бассианом, лишил его императорского звания и подверг его измену и неблагодарность заслуженному наказа­нию. Дерзкий отказ Лициния выдать скрывшихся в его вла­дениях преступников подтвердил подозрения насчет его вероломства, а оскорбления, которым подверглись статуи Кон­стантина в Эмоне, на границе Италии, послужили сигналом для разрыва между двумя монархами.

Первое сражение произошло подле города Кибалиса, лежа­щего в Паннонии на берегу Савы, почти в пятидесяти милях от Сирмиума. Незначительность военных сил, выведен­ных в поле в этой важной борьбе двумя столь могуществен­ными монархами, заставляет думать, что один из них был неожиданно вызван на бой, а другой был застигнут врасплох. У западного императора было только двадцать тысяч чело­век, а у восточного не более тридцати пяти тысяч. Но срав­нительная малочисленность армии Константина возмеща­лась выгодами занятых ею позиций. Константин занял меж­ду крутой горой и глубоким болотом ущелье, имевшее около полумили в ширину, и в этой позиции с твердостью выжидал и отразил первое нападение противника. Пользуясь своим успехом, он вывел свои войска в равнину. Но состоявшие из ветеранов иллирийские легионы снова собрались под знаме­нами вождя, учившегося военному ремеслу в школе Проба и Диоклетиана. Метательные снаряды скоро истощились с обе­их сторон, и обе армии, одушевляясь одинаковым мужест­вом, вступили в рукопашный бой с мечами и дротиками в ру­ках; нерешительный бой продолжался от рассвета до поздне­го часа ночи и кончился тем, что предводимое самим Кон­стантином правое крыло сделало энергичное нападение на противника. Благоразумное отступление Лициния спасло ос­татки его армии от совершенного истребления, но, когда он подсчитал свои потери - более двадцати тысяч человек, он счел небезопасным проводить ночь в присутствии предпри­имчивого и победоносного неприятеля. Покинув свой лагерь и свои магазины, он скрытно и поспешно удалился во главе большей части кавалерии и скоро был вне опасности. Его то­ропливость спасла жизнь его жены и сына, а также сокрови­ща, сложенные им в Сирмиуме. Лициний прошел через этот город и, разрушив мост на Саве, поспешил собрать новую ар­мию в Дакии и Фракии. Во время своего бегства он дал не­прочное звание Цезаря Валенту, одному из его генералов, командовавших на иллирийской границе.

Мардийская равнина во Фракии была театром второй бит­вы, не менее упорной и кровопролитной, чем первая. Обе ар­мии выказали одинаковую храбрость и дисциплину, и победа еще раз была одержана превосходством воинских дарований Константина, по приказанию которого отряд из пяти тысяч человек занял выгодную позицию на высотах и, устремив­шись оттуда, в самом разгаре сражения, на неприятельский арьергард, нанес ему очень чувствительные потери. Однако войска Лициния, представлявшие двойной фронт, не поки­нули поля сражения до тех пор, пока наступление ночи не положило конец битве и не обеспечило их отступление к го­рам Македонии. Потеря двух сражений и гибель самых храбрых его ветеранов заставили надменного Лициния про­сить мира. Его посол Мистриан был допущен на аудиенцию к Константину; он высказал много общих мест об умеренности и человеколюбии, которые обыкновенно служат сюжетом для красноречия побежденных, а затем в самых вкрадчивых выражениях указывал на то, что исход войны еще сомните­лен, тогда как неразлучные с нею бедствия одинаково пагуб­ны для обеих воюющих стран; в заключение он объявил, что он уполномочен предложить прочный и почетный мир от имени обоих императоров, его повелителей. При упоминании о Валенте Константин выразил негодование и презре­ние. "Мы пришли сюда, - грозно возразил он, - от берегов За­падного океана, после непрерывного ряда сражений и побед, вовсе не для того, чтобы принять в соправители презренного раба, после того как мы отвергли неблагодарного родствен­ника. Отречение Валента должно быть первой статьей мир­ного договора". Необходимость заставила Лициния при­нять это унизительное условие, и несчастный Валент, про­царствовавший лишь несколько дней, был лишен и импера­торского достоинства, и жизни. Лишь только было устранено это препятствие, уже нетрудно было восстановить спокойст­вие в Римской империи. Если следовавшие одно за другом поражения, понесенные Лицинием, истощили его силы, зато они обнаружили все его мужество и все его дарования. Его положение было почти отчаянное, но усилия, внушаемые от­чаянием, иногда бывают грозны, и здравый смысл Констан­тина заставил его предпочесть важные и верные выгоды не­верному успеху третьей битвы. Он согласился оставить под властью своего соперника, или - как он стал снова называть Лициния - своего друга и брата, Фракию, Малую Азию, Си­рию и Египет; но Паннония, Далмация, Дакия, Македония и Греция были присоединены к Западной империи, так что владения Константина простирались с тех пор от пределов Каледонии до оконечности Пелопоннеса. Тем же мирным до­говором было условлено, что три царственных юноши, сы­новья императоров, будут назначены преемниками своих от­цов. Вскоре вслед за тем Крисп и молодой Константин были провозглашены Цезарями на западе, а молодой Лициний был возведен в то же звание на востоке. Этим двойным раз­мером почестей победитель заявлял о превосходстве своих военных сил и своего могущества.