Сюзанна Шаттенберг - Инженеры Сталина - Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

Если автобиографии не создавались «под диктовку», откуда же берется их на удивление сходная структура? Жанр мемуаров — особый «побег» литературного древа, чьи корни восходят к житиям святых, эта традиция поныне живет и развивается. Текстовая форма — репрезентативная структура, предоставляющая в распоряжение пишущего форму и язык и в то же время изменяемая и развиваемая автором. Инженеры вписывали себя и свою историю в данную биографическую традицию, тем самым продолжая ее. Исходный образец таких повествований — диалектический роман воспитания. Они рассказывают о становлении человека в двух отношениях — его формировании и превращении из бедного, бесправного, невежественного существа в личность, обладающую чувством собственного достоинства и овладевшую науками {63} . Это линейное развитие проходит несколько стадий. На пути к самому себе человек должен преодолеть не одно препятствие и справиться со многими трудностями. Но в конечном счете любая опасность и любое испытание означает дальнейшее усиление его «Я» и достижение новой стадии на пути к совершенству. Подобная схема встречается уже в студенческих биографиях XIX в. {64} Ее принципы лежат и в основе богостроительства, в рамках которого революционеры проповедовали, что благодаря великой силе добра, заключенной в человеке, жизнь его в любом случае должна измениться к лучшему. Сюжет о полном испытаний пути к счастью характерен также для русской сказки: Иванушка-дурачок, обделенный третий сын, в конце ее неизменно торжествует победу над нищетой и женится на царевне.

Эта диалектика восхождения, которая уже была свойственна русской культуре, после 1917 г. преподносилась людям в особой форме: Игал Халфин и Шейла Фицпатрик показывают, как в 1920-1930-е гг. их систематически тренировали излагать свою биографию в виде истории воспитания при вступлении в комсомол, партию, поступлении в вуз или продвижении по службе {65} . Катерина Кларк пришла к выводу, что социалистический герой в романе 1930-х гг. трафаретно рисовался как продукт истории воспитания и становления сознания {66} . Диалектическое формирование человека в духе социалистического реализма служило центральной темой во всех средствах массовой информации {67} . Даже видных, прославленных инженеров в 1930-е гг. изображали людьми, которые нашли себя только благодаря созидательному труду во имя социализма: «Днепр был стадионом его инженерного искусства и одновременно школой… политически он поднялся лишь на Днепре» {68} .

Так из множества различных нитей сплеталась репрезентативная структура, к которой автоматически прибегали инженеры, собираясь поделиться своими воспоминаниями. Из подобных текстов они заимствовали категории для осмысления своей жизни, схемы для структурирования и оценки собственного опыта. В их распоряжении не имелось другого языка, который не заставлял бы их смотреть на свою биографию в этом диалектическом ключе. Таким образом, их восприятию с самого начала задавалась определенная конфигурация. Помимо того, многие инженеры сообщают, что, прежде чем приступить к написанию собственных мемуаров, специально ознакомились с правилами жанра.

Существует традиция написания автобиографий, зародившаяся задолго до 1917 г. и пережившая Советский Союз. Нельзя отделить ни «пропаганду» от «подлинной» позиции человека, ни «аутентичную жизнь» от формы мемуаров. Они прочно переплетены друг с другом, и только теоретически можно представить их себе в чистом виде. Но, анализируя, следует подумать, какие факторы участвовали в формировании именно такого взгляда на себя, не разделяя при этом конечный продукт на «оригинальное состояние» и результат «внешнего воздействия». Время создания мемуаров также обусловливало возможности выражения: в 1960-е гг., когда инженеров впервые призвали записывать свою историю, многие видные деятели первой пятилетки достигли пенсионного возраста. Они писали воспоминания на закате жизни, подводя итоги делу, которому ее посвятили, в связи с празднованием 40-летия плана ГОЭЛРО (1960 г.) или 50-летним юбилеем Октябрьской революции (1967 г.). Не говоря уже обо всем этом, царившая в те годы атмосфера внушала специалистам, что именно они, строители заводов и электростанций, и являются истинными героями Советского Союза. Наконец, они впервые получили возможность говорить о терроре, так что «оттепель» определяла рамки их высказываний.

Мы обращаемся к советским мемуарам как к коллективной памяти, чтобы узнать о преобладающей среди их авторов точке зрения на 1930-е гг., и в то же время — об индивидуальных судьбах и мнениях, отклоняющихся от общепринятых {69} . На их примере мы покажем, как глубоко советские взгляды укоренились в сознании многих людей, определяя их мышление и бытие, даже когда СССР давно перестал существовать. Приверженность к этому государству не была у них внешней и навязанной, и они не могли скинуть ее, как пальто, дабы обнаружить свою «истинную» позицию.