Дмитрий Травин - Модернизация - от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Между протекционизмом и социальной политикой имелась четкая финансовая связь. Бюджетные доходы, аккумулируемые за счет таможенных пошлин, должны были дать дополнительную возможность для осуществления широкомасштабных социальных программ. Таким образом, формально малообеспеченные слои населения вроде бы получали правительственную поддержку. Но реально они же сами оплачивали ее через посредство пошлин.

Вся эта концепция хорошо сочеталась и с централизаторскими идеями Бисмарка. Высокие таможенные пошлины делали имперский бюджет независимым от платежей отдельных германских государств, вошедших в состав империи. Тем самым роль этих государств в политической жизни страны еще более снижалась, а роль берлинской бюрократии достигала апогея.

Два покушения на императора Вильгельма дали прекрасный повод для осуществления решительных действий по перемене экономической политики. Все сходилось одно к одному. Авторитарное общество не способно было понять того, что новый курс направлен против его непосредственных интересов, зато оно готово было сплотиться вокруг императора в едином патриотическом порыве. «Пусть бисмарковская программа приведет к некоторому повышению цен, — писала одна из газет того времени, — зато платить мы будем только немцам, перестанут гаснуть огни фабрик, лучше будут использоваться недра германской земли. В конечном счете это приведет народ к процветанию». Протекционизм становился теперь элементом поддержания национальной безопасности.

Формально врагами народа были объявлены социалисты, но часто словами «социалистическая опасность» стали обозначать парламентаризм, свободу торговли, либерализм и социал-демократию. Власти явно стремились уничтожить не одну, а две партии — социал-демократов и национал-либералов.

В этот-то момент и выявилась подлинная слабость германских либералов. В авторитарном по своей природе обществе они не смогли, да по большому счету и не захотели, встать в оппозицию. За либералами не стояли никакие серьезные хозяйственные интересы. Они представляли собой оторванную от общества группировку интеллектуалов, к тому же в известной степени состоящую из евреев, что никак не способствовало народной любви к провозглашаемым ими принципам.

Бисмарк прекрасно понимал, что представляют собой его вчерашние друзья и в чем состоят их основные слабости. Вот портрет национал-либералов, нарисованный самим Бисмарком: «Ученые без определенных занятий, те, кто не имеет собственности, не занимается ни торговлей, ни промышленностью, живет на гонорары и на доходы от акций». Характеристика злая, но в общем-то верная.

Вместо того чтобы развернуть широкое общественное движение в поддержку фритредерства, либералы стали нервничать, пытаясь определить, что для них важнее — верность принципам или сохранение насиженных мест в рейхстаге. С одной стороны, они хотели представлять народ, а с другой — желали вместе с государством выступать против тех сил общества, которые считали опасными. Подобное поведение хорошо укладывалось в старую германскую традицию лояльности к власти. Но, увы, оно никак не могло способствовать решению задач, поставленных перед обществом новой эпохой.

Значительная часть либералов предпочла любой ценой остаться с Бисмарком. За свободу торговли бились теперь в основном только так называемые берлинские доктринеры. «Умеренные» депутаты из южной и западной Германии предпочли оставаться партией власти, насколько это было возможно в тех условиях.

Да и доктринеров постепенно становилось все меньше. Они отдавали себе отчет в том, что сопротивление бесполезно и что единственное, от чего теперь зависят все решения в Германии, это мнение рейхсканцлера. Поначалу либералы пытались еще созывать митинги в поддержку фритредерства, но затем признали безуспешность попыток.

Либеральная печать пыталась поначалу осуждать канцлера, но вскоре пришла к выводу о ненужности и бесплодности всяких оппозиционных действий. Впоследствии многие либералы предпочли избрать для себя вполне комфортную позицию, позволяющую не портить отношений с властью, подорвать позиции которой они все равно были неспособны.

Теперь опору Бисмарка составляли консерваторы. Блокируясь при необходимости то с национал-либералами, то с католиками, они могли теперь определять позицию парламента. Перемена в расстановке сил позволила принять серию законов, заложивших основу новой социально-экономической системы.