Дмитрий Травин - Модернизация - от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Попытка создать перед выборами 1928 г. партию власти под названием «Беспартийный блок» полностью провалилась. Этот блок получил в сейме лишь немногим более четверти мест. На фоне явных успехов как венгерской партии власти, так и осуществляемого президентом Масариком демократического лавирования в Чехословакии польская политическая элита наглядно продемонстрировала свою неспособность к консолидации.

Очередной политический кризис стал личным кризисом доя Пилсудского. Он крайне тяжело переживал царившие в Польше раздоры. Уже в ходе майских событий 1926 г., когда ценой немалых жертв (за три дня погибло около 400 человек) пришлось разрушать с таким трудом созданную польскую демократию, Пилсудский перенес сильный нервный стресс. А через полтора месяца после провала «Беспартийного блока» с еще не старым 61-летним маршалом случился инсульт, от последствий которого он так до конца своей жизни и не оправился.

А тем временем с экономикой, толком неуспевшей еще встать на ноги, стали приключаться неприятности. Польша оказалась единственной из стран Центральной и Восточной Европы, которая не сумела к 1929 г. восстановить докризисный уровень промышленного производства. И в этот момент по ней еще ударила Великая депрессия конца 20-х-начала 30-х гг. Для преодоления кризиса стали применяться методы усиленного государственного регулирования, но ничего хорошего они принести Польше не могли.

В этой ситуации национальный лидер, частично парализованный после инсульта, ничего уже поделать не мог. Ни кавалерийский наскок, ни политическое манипулирование против экономического кризиса не помогали. Пилсудский лишь наблюдал за событиями и раскладывал пасьянсы. Скончался он в 1935 г.

Лишь на три года пережил его Грабский. После своей отставки в политику он уже не вернулся. В 1926 г. после переворота рассматривался вариант его назначения премьером, но Пилсудский на такой ход не согласился (хотя Грабский в своем проекте консенсуса предполагал вхождение маршала в правительство). Отставнику оставалось лишь заниматься наукой и преподавать.

Лишь на год пережила Грабского свободная независимая Польша. В 1939 г. начавшаяся Вторая мировая война разрубила страну на две части: на ту, которую оккупировала Германия, и на ту, которую оккупировал Советский Союз. Едва поднявшаяся польская экономика оказалась слишком слаба, чтобы создать вооруженные силы, способные сопротивляться столь грозным противникам. И тем не менее опыт двадцатилетнего независимого существования и опыт построения стабильно функционирующей экономики много дали Польше для того, чтобы через полстолетия в 1989 г. вновь двинуться к рынку.

В одном из своих выступлений первый президент Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк сказал: «Те, кто собирается удержаться у власти с помощью меча, обречены. История любой страны пишется в первую очередь не мечом, а плугом». Странная вроде бы фраза для боевого генерала, героя Первой мировой войны и фактического спасителя Стамбула от английского морского десанта. Однако долгая, трудная жизнь Османской империи вынудила многих представителей турецкой элиты прийти в XX веке к такому весьма разумному выводу.

Османская империя, как и империя Российская, представляла собой окраинную европейскую державу, до которой зарождавшиеся в Париже или Лондоне импульсы доходили медленно, с большим опозданием, да к тому же в существенно искаженном виде. С одной стороны, культурные и (что даже важнее) военные связи вынуждали как Петербург, так и Стамбул адаптироваться к велениям времени, вводя разного рода западные новшества — экономические, технические, армейские. С другой же стороны, в обеих империях имелись объективные ограничители применения заимствований, связанные прежде всего с различиями в вероисповедании. Причем для исламской державы они были, естественно, более серьезным препятствием осуществления вестернизации, нежели для державы православной. А потому турки до поры до времени отставали в этом деле даже от не слишком торопившихся вперед русских.

Православие порой отвергало перемены не столько потому, что они были не совместимы с верой, сколько потому, что нарушали традицию и сложившийся баланс сил. А вот с некоторыми нормами ислама принципы европейской экономики Нового времени действительно плохо состыковывались. Получалось, либо вера, либо хозяйственные преобразования.