Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Президент: Вы не признаете своего почерка и своей подписи?

Людовик: Нет.

Президент: На письме печать с гербом Франции.

Людовик: Эта печать была у многих.

Валазе: Признаете ли вы эту квитанцию Жилля?

Людовик: Нет, не признаю.

Валазе: Докладная записка о прекращении выдачи военных пенсий из фондов цивильного листа; письмо Дюфрен-Сен-Леона по тому же поводу.

Людовик: Я не знаю ни одного из этих документов.

Президент: Можете удалиться.

Поведение короля на допросе произвело самое невыгодное для него впечатление. Перед ним было несколько систем защиты — он выбрал наихудшую. Вместо того чтобы держаться с гордым достоинством монарха, не признающего за подданными права судить его; вместо того чтобы ответить открытым мотивированным сознанием политического деятеля, принявшего определенную программу для достижения своих целей; вместо того чтобы заковать себя в непроницаемую броню молчания, от которой отскакивают все стрелы противника, — Людовик XVI предпочел систему запирательства. Он отрекся от своей подписи, от документов, писанных его рукой, от писем и счетов, адресованных ему и им же запертых в секретный шкаф, — словом, он вел себя, как обвиняемый, пойманный на месте преступления и в своем замешательстве отрицающий очевидное. Таким образом действий король еще более восстановил против себя Конвент и многочисленные толпы народа, присутствовавшие при допросе; он ожесточил даже многих из тех, в которых до сих пор возбуждал сострадание своими несчастиями. Силу этого ожесточения Людовик испытал уже на обратном пути в Тампль: всю дорогу ему вдогонку неслись звуки грозного припева Марсельезы:

«Tyrans! Gu'un sang impur abreuve nos sillons! [27] «Тираны! Пусть нечистая кровь оросит наши поля!..» ».

Конвент разрешил королю выбрать себе защитников. Выбор Людовика остановился на двух известных парижских адвокатах, Тронше и Тарже. Первый принял предложение не колеблясь; второй же малодушно отказался от опасной миссии, ссылаясь на свою старость и расстроенное здоровье. Взамен его добровольно предложил свои услуги бывший министр Людовика XVI, Ламуаньон-Мальзэрб. Кроме того, был приглашен молодой юрист по имени Десез. Согласно декрету 6 декабря, Людовик должен был через два дня после допроса явиться в Конвент в сопровождении своих защитников, чтобы быть выслушанным окончательно. Но жирондисты стали употреблять все усилия, чтобы продлить этот срок.

Процесс короля дал новую пищу борьбе двух главных партий Конвента. При своей резкой противоположности вообще Гора и Жиронда расходились и в отношении к судьбе Людовика XVI. Между тем как монтаньяры понимали, что первым шагом для спасения Франции из кризиса должно быть быстрое решение процесса, жирондисты проявляли крайнюю нерешительность и половинчатость. Они, разумеется, не оправдывали развенчанного короля; но, несмотря на все доказательства измены Людовика, они не решались осудить его. Верные своей посреднической роли, жирондисты балансировали на зыбком мосту между крайней левой, требовавшей казни Людовика XVI, и крайней правой, стоявшей на точке зрения королевской неприкосновенности. Боязнь вызвать суровым приговором раздражение монархической Европы и усиление коалиции; нежелание брать на себя огромную ответственность, сопряженную с таким приговором; более или менее непосредственные побуждения гуманности и великодушия, отчасти навязанные жирондистам необходимостью оправдать их яростные нападки на «кровожадных» монтаньяров за сентябрьские убийства, — вот те мотивы, которыми объясняется поведение этих «государственных людей», по ироническому выражению Марата. Их тактика состояла в том, чтобы оттянуть, по возможности, решение дела, дискредитируя в то же время своих политических противников. Еще 4 декабря, на следующий день после того как Конвент постановил судить Людовика XVI, один из лидеров Жиронды, Бюзо, внес предложение наказывать смертью всякого, кто захочет восстановить королевскую власть в какой бы то ни было форме. Последние слова недвусмысленно показывали, что предложение направлено против вождей Горы, которые неоднократно обвинялись жирондистами в стремлении к диктатуре. После допроса короля, видя приближение развязки, жирондисты попытались увлечь Конвент в дебри судебных формальностей, предложив подвергнуть экспертизе документы, не признанные королем, назначить вторичный допрос для предъявления Людовику вновь открытых и т. п. Но все эти попытки разбивались об энергичное сопротивление Горы. Тогда Бюзо внес предложение об изгнании с французской территории всех членов дома Бурбонов. Этот план, метивший в одного из депутатов Горы, герцога Орлеанского, по прозванию Эгалите [28] Равенство (фр.). , преследовал двоякую цель: в случае удачи он лишал партию монтаньяров одного из самых влиятельных ее членов; в случае неудачи он показывал народу революционный пыл жирондистов и набрасывал тень на их противников, которые, по расчету Бюзо и его единомышленников, не могли не защищать Филиппа Эгалите. Жирондистам действительно удалось добиться изгнания Бурбонов. Но торжество их было непродолжительно: на следующий день исполнение декрета об изгнании было отложено до вынесения приговора Людовику XVI.