Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Учредительное собрание почти полностью восстановило власть Людовика XVI и дало ему 13 сентября подписать конституцию. 30 сентября Учредительное собрание разошлось. Король в манифесте по поводу роспуска Собрания решился заявить, что «наступил конец революции». Но в одном из последних своих выступлений в Учредительном собрании — 1 сентября — Максимилиан Робеспьер произнес знаменательные слова: «Нам предстоит или снова впасть в прежнее рабство или снова браться за оружие». И когда депутаты Учредительного собрания расходились с последнего заседания, народ устроил горячую овацию Робеспьеру. Народ связывал с именами демократов будущность революции.

Ожесточенная борьба различных политических группировок в Учредительном, а затем в Законодательном собрании проходила на фоне все более осложнявшегося внешнеполитического положения страны.

Против революционной Франции ополчилась вся реакционная Европа. Монархи Австрии, Пруссии и других держав усиливали свои военные приготовления, намереваясь вооруженной рукой задушить «взбунтовавшийся» Париж. Весной 1792 года войска интервентов вторглись в пределы Франции.

20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии и Пруссии и призвала народ к оружию.

Огромный патриотический подъем охватил всю страну. В кратчайшие сроки формировались все новые и новые батальоны добровольцев и с задорной песенкой «Çaira», с воинственной «Карманьолой» на устах по всем дорогам Франции маршировали к восточным границам. В Париж вступали отряды федератов из провинции. Марсельцы пришли с новой «Песней Рейнской армии» — воплощением народного гнева и отваги. Созданная Руже де Лиллем, она прошла с марсельскими батальонами через всю страну в Париж и через несколько месяцев под названием «Марсельезы» стала боевой песнью революционного народа, поднявшегося на защиту родины.

После первых неудач победа при Вальми открыла путь к успехам французской революционной армии.

Народное негодование было не только против иностранных завоевателей, вступивших на землю Франции. Народ обрушивал свой гнев и против внутренней контрреволюции и измены, прокладывавших врагу дорогу в Париж. Народные собрания, помещения заседаний секций были переполнены; здесь кипели страсти. Народ, понявший, что от него зависит спасение страны, хотел прежде всего обезопасить тыл. Революционным инстинктом он чувствовал измену и угадывал ее в Тюильрийском дворце.

Якобинцы — вожди революционной демократии — Марат, Робеспьер, Дантон организовывали и направляли народное движение. Марат, давно уже разоблачивший контрреволюционную и антинациональную роль двора, в начале июня потребовал, чтобы король и королева были взяты в качестве заложников. Робеспьер в это же время в своей газете «Защитник конституции» и в Якобинском клубе бросает и другой лозунг — созыв Конвента. Робеспьер разоблачает Законодательное собрание, он нападает на него за то, что оно «не боролось против опасности, угрожающей отечеству», он требует, чтобы Собрание уступило свое место демократически избранному Конвенту, который изменит и исправит конституцию. Дантон, проявивший в эти дни огромную энергию, ратует за отмену деления граждан на активных и пассивных.

Призывы якобинских вождей восторженно подхватывались массами. Не только в Париже, но и в провинции росло и ширилось движение против изменника-короля. Из Марселя и других городов в Законодательное собрание направлялись петиции с требованием отречения короля. Крестьяне, почувствовавшие опасность восстановления власти феодалов-помещиков, шли добровольцами в отряды, поддерживали демократические движения городов.

В Париже в середине июня начали возникать и складываться новые революционные органы. Особенно важную роль играло собрание комиссаров секций Парижа. С 23 июня оно стало регулярно собираться в здании муниципалитета, явочным порядком присвоив себе права нового революционного органа Парижа — революционной Коммуны. Руководящая роль в этих революционных органах принадлежала якобинцам и кордельерам. «Сколько величия было в этом Собрании! — писал Шометт о Коммуне в записках о восстании 10 августа. — Какие высокие порывы патриотизма видел я, когда обсуждали вопрос о низложении короля! Что такое было Национальное собрание с его мелкими страстями… мелкими мерами, с его декретами, задержанными на полдороге… в сравнении с этим собранием парижских секций».