Морис Самюэл: Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)

Туфанов: Прозектор киевского университета.

Фененко: Следователь по особо важным делам в Киеве.

Чаплинский: Обер-прокурор киевской судебной палаты.

Чеберяк, Василий: Служащий почтового ведомства.

Чеберяк, Вера: Душа преступной банды, оперировавшей в Киеве; жена Василия Чеберяка.

Чеберяк, Валя: их дочь.

Чеберяк, Женя: их сын; друг Ющинского.

Чеберяк, Людмила: их дочь.

Шаховской, Казимир: Фонарщик.

Шаховская, Юлиана: Его жена.

Шмаков: Адвокат, ярый антисемит; выступал со стороны обвинения.

Шнеерсон: торговец сеном и соломой.

Шредель, А.: Полковник, возглавлял киевскую жандармерию.

Шульгин, В. В.: Главный редактор ежедневной, правой газеты в Киеве "Киевлянин". Депутат Думы.

Щегловитов, И. Г.: Министр Юстиции.

Ющинский, Андрей, Андрюша: Ученик подготовительной, приходской школы при Свято-Софийской Семинарии.

(3)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда, осенью 1962 г., я начал знакомиться с материалами дела Бейлиса, - в свое время так нашумевшего, но теперь совершенно забытого, - у меня не было намерения написать книгу об этом процессе. Тема была соблазнительна, но у меня были другие, давно намеченные планы, а времени для их исполнения оставалось в жизни не так много; в свободное время я стал читать об этом деле только для того, чтобы вновь возвратиться к этим, уже столь отдаленным, временам.

Но недели стали растягиваться в месяцы, изыскания мои становились все тщательнее, все глубже; в перспективе пяти десятилетий старые воспоминания приобретали новый смысл, исследование все больше превращалось в навязчивую идею, и вот в результате я предлагаю вниманию читателей эту книгу.

Я учился в английском университете, но мое свободное время посвящал разного рода попыткам улучшения условий человеческой жизни, когда в 1913 г., служащий киевского кирпичного завода, Мендель Бейлис, был предан суду по обвинению в убийстве христианского мальчика, с целью употребления его крови по ритуалу, будто бы предписанному еврейской религией.

Я живо припоминаю сначала недоверие к этому невероятному обвинению, а затем охватившее нас возмущение этим дерзким вызовом, брошенным в лицо просвещенному 20-му веку.

Больше всего вспоминается тревога в ожидании судебного решения. Эти всколыхнувшиеся чувства моего былого "участия" в деле Бейлиса оказались настолько сильны, что я позволил себе в нескольких местах этого исторического отчета внести личную ноту.

(4)

2.

Легенда об употреблении евреями христианской крови, следуя ритуалу их религии, родилась еще в средние века, примерно во времена первых крестовых походов; но уже тогда это было повторением, с некоторыми изменениями, обвинения, брошенного римлянами первым христианам. Молодой Вильям из Норвича (1144 г.) был первой известной нам жертвой этого навета; впоследствии этот навет, как дремавшая в разные столетия чума, периодически появлялся, то тут то там.

Некоторые главы католической церкви, четверо из них,* осудили навет как греховную клевету. Ни один папа, даже из числа тех, кто отличался особой суровостью по отношению к евреям, никогда не подтвердил его. Тем не менее, обвинения в ритуальных убийствах повторялись вплоть до нашего времени; и каждое новое обвинение приносило с собой сначала угрозы, а потом и действительные грабежи и убийства.

19-ый век особенно изобиловал такими эпизодами - наиболее знамениты из них имевшие место в Дамаске (1860 г.), в Саратове в 1857г., и в Тисса-Эзлар (в Венгрии) в 1882 г.

В 20-ом веке, еще до дела Бейлиса, было дело еврейского цирюльника Блондеса, в Вильно. Но оно привлекло к себе мало внимания за пределами России.

В каждом отдельном случае, независимо от степени известности, которую они приобретали, эти дела оставались в руках местных властей, в провинции; вот почему нас так поразило и напугало, когда стало очевидным, что ответственность за дело Бейлиса несет центральное царское правительство.

Правда, Россия того времени была оплотом неограниченной монархии и реакции; но все-таки, она принадлежала, если и не вполне, 20-му веку; она имела своих послов в каждом цивилизованном государстве, своих союзников и свои торговые договоры. И мы считали, что этой России присуще "должное уважение к человеческому мнению".

В России царствовал официальный государственный антисемитизм, были еврейские погромы, хотя правительство тщетно пыталось отрицать свою ответственность за них. Но это новое кровавое пугало, которым высший государственный орган (5) устрашает суеверный народ, и которое должны теперь защищать русские дипломатические представители в западных странах, что могло оно означать?