Георгий Куманев - Рассекреченные страницы истории Второй мировой войны

Он очнулся в своем окопе от сильного озноба, острой боли в ногах и нестерпимого шума в голове. Собственно, окопа уже не было. Разрушенный взрывами снарядов и вражескими танками, он превратился в какой-то полузасыпанный бесформенный ров. В необычно тихой, морозной ночи резко ощущался запах гари. Вокруг со вздернутыми или опущенными стволами неподвижно застыло несколько искореженных и тлеющих немецких танков…

Бой закончился. Бойцы взвода сержанта Ивана Добробабина, его взвода, достойно выполнили свою задачу…

Спустя много лет с того невероятно тяжелого ноябрьского дня 1941 года, сержант не раз вспоминал ставшее легендарным сражение под Дубосековом, дополняя наши представления о подвиге 28 героев-панфиловцев новыми фактами и подробностями.

«Наш 1075-й полк, которым командовал полковник И. В. Капров, — вспоминал И. Е. Добробабин, — занимал оборону на линии: высота 251 — деревня Петелино — разъезд Дубосеково. Мое подразделение, состоявшее из группы истребителей танков, находилось на левом фланге и располагалось в центре между проселочной и железной дорогами напротив деревни Красиково.

Вечером 15 ноября 1941 г. политруком роты В. Клочковым и командиром роты старшим лейтенантом П. Гундиловичем был зачитан приказ о том, что 16 ноября части нашей 316-й стрелковой дивизии генерала И. Панфилова переходят в наступление…

С этим приказом я сначала ознакомился на командном пункте (КП), а затем ночью вместе с Клочковым мы пришли с КП в наши окопы, чтобы передать приказ бойцам взвода.

Политрук вернулся на КП, находившийся в метрах 300–400 от окопа, и взвод стал вести ночное наблюдение. В эти томительные часы нам был доставлен завтрак, и мы с большим нетерпением расспрашивали у приехавших об обстановке.

Когда кухня уехала, я побежал на КП, чтобы узнать, когда же будет сигнал наступления…

Близился рассвет. В момент нашего разговора на КП немцы начали обстрел. Прямо под будку КП ударил снаряд или мина. Я вскочил, на бегу попрощался с Клочковым и Гундиловичем и кинулся в свой окоп. Немецкий пулемет ударил по брустверу. Я свалился в окоп: “Ребята! Ведите строгое наблюдение! Сейчас пойдем в бой!” Но сигнала о наступлении мы так и не получили.

А на рассвете гитлеровцы сами пошли на нас. Мы услышали все нарастающий гул машин. Сперва пошла вражеская пехота. Подпустив ее на близкое расстояние (оставалось каких-то 100–150 метров), бойцы взвода по моему сигналу (я громко свистнул) открыли дружный огонь, и первая атака была отбита. Десятки вражеских трупов остались перед нашим окопом.

Но вот снова усиленно заработали вражеские пулеметы, земля содрогнулась от взрывов снарядов и мин. Противник начал вторую атаку. Но и она оказалась сорванной.

После этого из лощины, откуда наступали фашисты, в небо поднялись две желтые ракеты. А через несколько минут мы услышали неприятный металлический лязг. Из-за деревни, сбоку от нас, показались два немецких танка. Зайдя в лощину, они открыли огонь. Под их прикрытием снова двинулась вражеская пехота. Развод отбил и эту атаку. Один танк был подожжен.

Вскоре начался новый штурм нашей обороны. На этот раз противник бросил на нас штурмовую авиацию и много танков. Мы били из противотанковых ружей, забрасывали танки бутылками с горючей смесью и противотанковыми гранатами. Этим боем я руководил несколько часов — с рассвета до полудня, принимая самостоятельные решения, поскольку никакой связи с КП взвод не имел…

Наши ряды редели: один за другим выходили из строя бойцы. Тяжелораненых я отправлял в блиндаж при окопе. Кто еще мог держать оружие, продолжал бой. Несколько танков противника прорвались к окопу, утюжили его, а потом вспыхивали, подожженные бойцами.

Наше оружие засыпалось землей. Но в блиндаже оказалась банка с керосином. Мы промывали затворы и стреляли снова. В окопе было уже невозможно ходить в полный рост, бойцы передвигались ползком. За плотной завесой снега, копоти и земли, которая стояла, не оседая, из-за частых разрывов снарядов, мы не увидели, как наши части с правого фланга отошли на новые рубежи…

Снова пошли на окоп вражеские танки. Это была уже вторая танковая атака. Ко мне по ходу сообщения приполз один из бойцов и позвал: “Товарищ командир!” Я оглянулся — и в памяти остались только страшный взрыв, яркая вспышка и состояние удушья. Я потерял сознание, и этот момент был для меня последним из всех эпизодов боя под Дубосековом…»