А Самсонов - Знать и помнить

Напомню, что наша партия еще в начале века пришла к выводу, что войны империалистами не объявляются, а начинаются внезапно. Эта идея была отражена в наших армейских уставах, получила теоретическую разработку в трудах советских военных теоретиков уже на опыте агрессивных походов вермахта 1939 - 1941 годов. Не может быть принята в качестве извинительной и ссылка на возможную неблагоприятную реакцию западных держав в случае мобилизации наших приграничных округов. Допустим, что это вызвало бы очередную волну антисоветской пропаганды. Но верх очень скоро взяли бы долговременные интересы этих держав.

Безнравственно скрывать, что фактор внезапности возникает не только вследствие профессионализма и подлости агрессора, но и по вине обороняющегося. Войска Красной Армии не были приведены в боевую готовность. Нападение оказалось внезапным, что чрезвычайно усилило противника. Здесь кроется главная, если не единственная причина поражений в начале войны.

Распространенные доводы - "история отвела нам мало времени", "наша миролюбивая страна не могла приложить большие усилия в интересах укрепления обороны" - не имеют реальной основы. В отведенное нам время мы могли сделать больше, если бы не допустили просчетов и самоуспокоенности, если бы следовали рекомендациям передовых ученых, а не заслуженных псевдопрофессионалов.

И, главное, по всем основным характеристикам Красная Армия ни в чем существенно не уступала немецкой. Наоборот, она имела преимущества в идейно-политическом и нравственном отношениях, выгоды обороняющейся стороны. При перерастании войны в затяжную все долговременные факторы войны обращались в пользу СССР.

Ряд авторов сообщает о превосходстве вермахта в боевом опыте. Внешне это так. Но ложная трактовка действительно приобретенного опыта привела вермахт к грубой переоценке собственных сил и в конечном счете к краху. Тезис о том, что вермахт опирался на военно-экономический потенциал всех стран, захваченных Германией или зависимых от нее, также не является выводом из серьезного научного исследования. В действительности вермахт в июне 1941 года лишь в незначительной мере использовал некоторые ресурсы этих стран.

Однолинейность мышления не позволяла Сталину охватить все составляющие сложной военно-политической обстановки в тогдашнем мире. Он считал возможным лишь один вариант развития военных событий: Германия нападет на кого хотите, но не на СССР. При нарушении ленинского принципа коллективности руководства другие политические и военные руководители оказались не в состоянии направить события по правильному пути. Просчеты Сталина не ограничивались предвоенным периодом. Тяжелые последствия имела, например, его ошибочная оценка намерений противника летом 1942 года.

Нелепо утверждать, что якобы вообще не было нашей победы (Литературная газета, 1987, 6 мая), поскольку ее добились такой кровью, что виновников неоправданных потерь надо исторгнуть из истории. Прошлого не переделаешь и не отменишь, хотя цена победы и была неимоверной.

Потери убитыми в армиях СССР и Германии соотносятся примерно как 3,5: 1. Напомним, что немцы нападали, а наступающий обычно несет несравненно большие потери, чем обороняющийся. Объяснить такое соотношение можно только фактором внезапности, который Сталин и его советники отдали противнику. Девиз "нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим" красиво звучит в песне, но смысл его страшен. Многие принимают число 20 миллионов погибших как некую данность, не задумываясь над тем, был ли иной исход. Некоторые вообще категорически отвергают исторические альтернативы. Не исследован вопрос, какое влияние оказали эти потери на последующее развитие страны.

А разве девизы "план любой ценой" и "победа любой ценой" не имеют общей методологической основы?

Другие следуют ущербному принципу "победителей не судят", возникшему в то время, когда не существовало и зачатков общечеловеческих морали и права, а люди еще не научились соотносить цели и средства, необходимые для их достижения.

В последние десятилетия советские писатели проявили готовность не просто художественно изображать прошлое, но и исследовать его. Первое действительно невозможно без второго, достаточно вспомнить опыт А. Пушкина или Л. Толстого. Однако некоторые писатели, негативно относясь к тем или иным историкам, переносят это отношение на всю историографию, забывая, что вне науки нельзя изучить прошлое. Этот упрек я отношу и к И. Стаднюку. Он упустил возможность переосмыслить созданный им упрощенный образ Сталина, понять антисоциалистическую и антинаучную сущность его культа. В романе этот культ сводится к "гипнотической силе", "гигантскому авторитету"