Геннадий Коваленко - Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты

Одним из тех ученых, кто пытался перекинуть свой мостик над обрывом, о котором писал Э.Г. Гейер, и поставить свой союз «и» между Швецией и Россией, был известный шведский славист, профессор славянских языков Стокгольмского университета Свен Андерс Шёберг. Круг его научных интересов был довольно широк: от первых памятников славянской письменности — новгородских граффити и берестяных грамот — до современного русского языка. Его языковедческие статьи, основанные на материалах Новгородского оккупационного архива 1611 -1617 гг., хранящегося в Швеции и частично изданного его учениками, познакомили с этим архивом широкие круги славистов в Швеции и за ее пределами.

Особый интерес Андерс Шёберг проявлял к истории шведско-русских культурных связей. Им были написаны статьи о переводчиках русского языка в Швеции, первых шведских изданиях книг на русском языке, а также о русских церковных колоколах в Швеции. Отмечая, что культурные связи между Россией и Швецией имеют глубинные корни, он стремился представить взаимовлияние и взаимообогащение двух культур во всем их многообразии, показать импульсы, не только исходящие из Швеции на Восток, но и получаемые ею с Востока. Этой теме он посвятил написанную им в увлекательной форме исторического расследования статью о рунорезце из Уппланда — Эпире, которого он отождествил с новгородским священником Упырем Лихим, имя которого сохранилось на копии библейской Книги Пророков, сделанной Упырем в 1047 г. для князя Владимира [5] «Слава тебе Господи царю небесный, яко сподоби мя написати книги си ис коуриловице князю Влодимиру Новгороде княжащю сынови Ярославлю болшему. Поучах же е писати в лето 655 месяца мая 14. А кончах того же лета месяца декабря в 19. Аз поп Оупирь Лихыи». . Шёберг заинтересовался им потому, что его имя, как он полагал, не могло быть русским, иначе получалось, что христианского священника звали «злобный упырь», а этого, по его мнению, быть не могло.

В 1980 г. в книге о граффити Софийского собора в Новгороде Шёберг нашел сведения о том, что кто-то, называвший себя Farman, написал на стене Софийского собора по-русски, но с ошибками: «Господи, помози рабу своему Фарьману, Глебову отроку (дружиннику князя Глеба — Г. К.)». Имя Фарман ранее встречалось ученому на одном из рунических камней, поэтому он предположил, что это один и тот же человек. Это натолкнуло его на мысль о том, что разгадка имени новгородского священника Эпира может заключаться в его скандинавском происхождении. Это казалось вполне вероятным, поскольку дочь шведского короля Улофа Шётконунга Ингигерд, ставшую в 1019 г. женой новгородского князя Ярослава, сопровождала многочисленная свита, в составе которой вполне мог быть священник. Имя Эпир означало «крикун» или «громогласный». Но именно громкий и сильный голос, по мнению Шёберга, требовался служителю православной церкви.

Чтобы установить, было ли имя Эпир распространенным в Швеции в XI в., он обратился к руническим надписям и установил, что в Швеции был только один человек с таким именем — рунорезец Upir (Opir), автор более 30 рунических надписей на камнях, живший в Уппланде в 1050 — 1100 гг. Таким образом, новгородский священник и шведский рунорезец были современниками. Приняв во внимание необычность и сходство имен, Шёберг предположил, что речь идет об одном и том же человеке.

Он еще больше укрепился в своем мнении, когда обнаружил, что один из камней Эпир подписал как Opir Ofeigr, т. е. Эпир Неробкий (Отважный). Шёберг предположил, что русское слово «лихой» имеет то же значение, что шведское ofeg, т. е. дерзкий, отважный. Так Шёберг уверился в том, что речь идет об одном и том же человеке. Более пристальное изучение рунических надписей Эпира дало еще некоторые подтверждения этому. Надпись на одном из наиболее известных рунических камней Эпира — камне из Шюсты — рассказывает о Руне и ее невестке Сигрид, по заказу которых была сделана надпись о четырех братьях, одного из которых звали Спьяльбуд. О Спьяльбуде сказано, что он умер в Хольмгарде в церкви Св. Олава. Характерно, что этот камень содержит дополнительные сведения только о том из братьев, который умер в Новгороде. Это дало Шёбергу основание предположить, что именно Эпир, покинув Новгород и вернувшись в Швецию, принес весть о смерти Спьяльбуда.

По мнению ученого, Эпир вернулся в Швецию после смерти Ингигерд и Владимира, когда положение шведов при княжеском дворе сильно пошатнулось, и это могло послужить для многих причиной их возвращения в Швецию. Тогда же королем Швеции стал Стенкиль, считающийся старшим сыном ярла Рагвальда, которого Ингигерд взяла с собой в Новгород. Сын Стенкиля Ингве, по всей вероятности, вырос и получил воспитание при дворе в Новгороде. Возможно, именно он попросил Эпира следовать за ним в Швецию.