Исаак Дойчер - Незавершенная революция

Тем временем характер революции и взгляды китайских коммунистов претерпели радикальные изменения. По своей идеологии и организационной структуре партия Мао напоминала и ленинскую, и сталинскую партии. Ленинская партия глубоко уходила своими корнями в массу рабочего класса. Единственной основой партии Мао было крестьянство. Большевики росли в обстановке многопартийности, которая полулегально существовала в царской России, они привыкли к яростным взаимно обогащающим спорам со своими оппонентами — меньшевиками, эсерами, либералами и другими партиями. Маоисты, живя более 20 лет в изоляции, окопавшись в горах и деревнях, замкнулись в себе. У них не было ни меньшевиков, ни эсеров, с которыми можно было бы вести полемику. Их критика Гоминьдана носила характер военной пропаганды против врага, а не идеологического спора с серьезным оппонентом. Партийные кадры составляли командующий состав партизан. Все в их жизни было подчинено армейскому порядку. Организация, дисциплина, образ мышления, весь ритм жизни строились по военному образцу. Подобной военизацией, пусть даже имеющей необычный и революционный характер, китайская компартия резко отличалась от партии большевиков, построенной преимущественно на гражданской основе.

Большевистская партия обрела сплоченность, пройдя через целую полосу болезненных политических и моральных кризисов и подавив разные оппозиционные силы; маоисты практически не знали оппозиции в своих рядах, сплоченность китайской компартии была результатом естественного и безостановочного роста. Поэтому, хотя внешне маоизм и походил на сталинизм, за этой схожестью скрывались глубокие различия.

Синологи часто сравнивают партизан Мао с китайскими крестьянскими армиями, которые на протяжении веков поднимались на борьбу, свергали династии и сажали на престол своих собственных лидеров. Без сомнения, партизаны в некотором роде наследники этих армий. В китайской революции тоже проявились пережитки прошлого — прошлого с его традициями правления чиновников-мандаринов и крестьянских восстаний. Если сталинизм был соединением марксизма и дикого варварства старой России, маоизм можно рассматривать как соединение ленинизма с примитивной патриархальностью и культом предков. Во всяком случае, маоизм был глубже проникнут традициями и обычаями, чем городской коммунизм 20-х годов. Даже литературно-сравнительный анализ произведений Мао и Чэнь Дусю, предшественника Мао на посту руководителя партии, свидетельствует об этом: язык Мао более архаичен, чем язык Чэнь Дусю, который по своей манере ближе к европейским, в первую очередь русским, марксистам досталинской эпохи. (Не случайно Мао писал свои поэмы, подражая классическому наречию мандаринов.)

Но, как бы ни было велико влияние прошлого на настоящее, не стоит, однако, его преувеличивать. В Китае, как и в России, соединение современной революционной идеологии с исконной местной традицией характерно для переходной эпохи, во время которой обычаи и традиции теряют свою силу или разрушаются. В обеих странах правители использовали традиции в целях разрушения традиционного образа жизни. Мы видели, как индустриализация, урбанизация и всеобщее образование сделали сталинское соединение марксизма с традицией неприемлемым для советского общества; можно предположить, что хотя бы в этом Советский Союз являет собой картину того, что будет представлять собой Китай в недалеком будущем.

Во всяком случае, в отличие от крестьянских повстанческих армий прошлого, партизаны Мао нарушили патриархальную структуру китайского общества. Они были проводниками современной буржуазной революции, которых невозможно было удержать в ее рамках, — и они начали революцию социалистическую. Вслед за Россией они внесли свой вклад в дело мировой революции.

Как им это удалось? В России буржуазно-социалистическая революция была плодом титанических усилий в первую очередь промышленных рабочих, ведомых подлинно социалистическим авангардом. Партия Мао, как мы знаем, не была связана с промышленным пролетариатом, который не сыграл значительной роли в событиях 1948—1949 годов. Крестьянство стояло за перераспределение земли и частную собственность. Так называемая национальная буржуазия, разочарованная и деморализованная коррупцией и распадом Гоминьдана, лелеяла надежду, что маоисты не пойдут дальше буржуазной революции. Короче говоря, в 1948— 1949 годах ни один из основных социальных классов в Китае не стремился к установлению социализма.