Сергей Сартаков - Журавли улетают на юг

Вот и сейчас Ирина Даниловна спокойно повернулась лицом к корме, сложила рупором ладони, совсем как Евсей Маркелыч, и, подражая его интонации, протяжно крикнула:

- Эй, вах-та! Ле-вы-е ре-и под-бе-ри!..

И высокие шесты, которыми отводят реи, послушно наклонились.

Умывшись, Александр пошел в шалашку.

- Не скучаете у нас на плоту? - окликнула его Ирина Даниловна.

Александр остановился:

- Почему же я стану скучать?

- Да все-таки медленно время идет. Надоедает.

- А я за работу возьмусь.

- Зачем? Какая вам надобность? Едете с нами попутно...

- Что же я, барин, что ли, какой? - возразил Александр. - Мне работа никогда не надоедает. Сегодня обязательно в ночную вахту на реи пойду.

- Вам бы тогда лучше за лоцмана, - не то шутя, не то серьезно сказала Ирина Даниловна и поманила рукой: - Чего же под дождем мокнете? Идите сюда. Здесь все-таки суше.

- А что за необходимость вам, Ирина Даниловна, стоять сейчас на вахте? - спросил ее Александр. - Плесо впереди прямое, чистое, открытое, все видно. И девушки на реях зря мокнут. Я бы велел всем пойти в шалашку.

- А так и делают, - и чуть насмешливо шевельнулись брови у Ирины Даниловны, - все так делают. Это только у Евсея Маркелыча обычай такой вахту держать беспрерывную. А я ведь у него помощницей. Не у других, а у него, - с достоинством повторила она.

- Но если можно не стоять - зачем же себя зря мучить?

- Почему это - мучить? - возразила Ирина Даниловна. - Работа как работа.

- Но ее можно бы и не делать!

- Мало ли что. Зато у Евсея Маркелыча за всю жизнь еще ни одной аварии не было. А черт - ведь он всегда подкрадывается, когда люди спят, - и смешливо скосила глаза на Александра.

Плот плыл самой серединой реки. Впереди, на желтом взъеме скалистого берега, сквозь дождевую муть проступали контуры каких-то построек.

- Видите? - спросила Ирина Даниловна, протягивая руку в направлении далекого поселка. - Оттуда идет дорога на прииски. Скверная была дорога, а вот за эти два года хорошую шоссейную построили. Подплывем ближе - увидите, какая она красивая, будто золотая полоса в тайге лежит.

- Если я не забыл, - сказал Александр, - так это Комарово?

- Правильно.

- А вы бывали на приисках, Ирина Даниловна?

- Не только бывала - я ведь и родилась на приисках.

- Вот как!

- Да. Мой отец старателем был. Только не таким, как прежде про них рассказывали, - шелков под ноги себе не стлал, разгульства не любил.

- Трудно, наверно, было ему, если он от таких гуляк отделялся?

- Не знаю. Пожалуй, нет. Это ведь от человека все. К нему так люди с уважением относились. А что пили да буйствовали многие, в три дня спускали за год заработанное, покупали шелка да в грязь под ноги стлали, это не от худой души - просто не знали, чем и как можно свою жизнь украсить. Каждому красивого хочется, а где его было найти? Ну, пили - и думали, что краше такой пьяной жизни и нет: хоть на час дать себе полную волю...

- А чем же ваш папаша жизнь свою скрашивал?

- Ну! Он мастер был, большой искусник. Из золота мог делать все, что хотите. И колечки, и сережки, цепочки делал, и стаканчики узорчатые. Бывало, всю зиму над одной цепочкой сидит, а потом принесет в контору и сдаст за россыпное.

- Да как это можно! - воскликнул Александр. - Разве ему труда своего не было жаль?

- Почему же не жаль! Жаль, конечно. Со слезами всегда отдавал. Снесет в контору, вернется, а потом лежит дня два черный, как чугунный, горе переживает. Все хотелось ему куда-нибудь в музей свою работу послать, чтобы люди на нее любовались, чтобы русским мастерством все гордились. Просил, молил хозяина - тот не соглашался. Себе все оставлял. А отцу, в насмешку, один раз медный подсвечник прислал - в благодарность за работу.

- И ваш отец по-прежнему сдавал ему золотые изделия? - воскликнул Александр.

- Куда же денешься! Не сдавать было нельзя. И жить на что-то надо, да и за утайку хозяин в тюрьму упрятал бы. Прииска-то ведь были хозяйские.

- Изделия сдавал, как золотой песок! - все еще не доверяя тому, что он услышал, повторил Александр.

- Да, - подтвердила Ирина Даниловна. - А какой же был хозяину расчет за работу платить, когда и так взять можно! Он просто рассуждал: блажит мужик так то его дело. Ему ведь было не понять, что мастерить для отца - вся радость в жизни и что не для себя хотел он мастерить, а для народа.

- Думаю, хозяин это понимал, - нахмурясь, сказал Александр.

- Может быть, - согласилась Ирина Даниловна.

Они помолчали.

- Ну, а я тоже в отца удалась: рукодельница, - тряхнув головой, словно отгоняя от себя тяжелые воспоминания, сказала Ирина Даниловна. - Только я больше по рисованию да по вышивке.