Юрий Рубцов - Маршалы Сталина

В те годы, как теперь известно, компромату, касавшемуся Буденного, значения не придали, а в июле сорок первого для каких-либо выводов у Ворошилова руки были коротки…

Объективности ради скажем: были все же и исключения. С 1935 по 1937 г. военным комендантом Москвы служил будущий Герой Советского Союза комдив М. Ф. Лукин. В 1937 г. «за притупление классовой бдительности и личную связь с врагами народа» он получил по партийной линии строгий выговор с занесением в учетную карточку, был снят с должности и переведен в штаб Сибирского военного округа. Когда в 1938 г. его вызвали в Москву, в Комиссию партийного контроля, в здании ЦК Лукин случайно встретил Ворошилова. Узнав об обстоятельствах дела, Ворошилов прямо при Лукине позвонил одному из руководителей КПК Е. М. Ярославскому и попросил внимательно разобраться. Вмешательство наркома обороны оказалось веским — комдива оставили в покое.

Документы, однако, свидетельствует, что подобные благие дела в деятельности Ворошилова все более становились исключением. А ведь очень многие обращались к наркому обороны, надеясь отстоять свое честное имя. В предвоенные годы на его имя ежедневно поступало по 1000–1200 писем в день (!). И не только от известных всей стране людей. Нарком не торопился заступиться и за тех, кто особенно не вырос в чинах. В декабре 1939 г. ему из тюрьмы написал бывший командир батальона 12-й мехбригады майор Е. Г. Кулик: «Я, бывший батрак помещичьих экономий, с 18 лет нес свою голову за завоевание Советской власти, партия меня воспитала. Я люблю свою Родину. Но за что я получил 8 лет лагерей, ничего не понимаю. Кому это нужно? Ведь я невиновен.

Родной тов. Ворошилов! В 15-й раз обращаюсь к Вам, своему наркому, умоляю, Вас, как отца родного, прошу личного вмешательства, спасите, я невиновен».

И в пятнадцатый раз реакции адресата не последовало…

Зато публично Ворошилов не прочь был прибегнуть к откровенной демагогии, призвать к внимательному, вдумчивому, чуткому отношению к каждому заподозренному. Вот, например, какой пример содержит письмо Главного военного совета РККА, принятое на Всеармейском совещании политработников в апреле 1938 г. и подписанное наркомом обороны и начальником Политуправления: «В кой-каких военных трибуналах враги творили свою подлую работу. Немало случаев, когда красноармейцев судили за то, что они допускали ошибки на политических занятиях. Военным трибуналом IV казачьего корпуса 16 декабря 1937 г. красноармеец Кузьмин был приговорен к б годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях, с поражением политических прав на 2 года. Виновность Кузьмина заключалась в том, что он на политзанятии выразил сомнение на счет правильности некоторых положений ленинизма (о строительстве социализма в нашей стране). Выходит, что за непонимание некоторых вопросов на политзанятиях или кружке кое-где судят и наказывают. Какая же это учеба и кто будет открыто высказывать свои сомнения, если его за это бьют по башке. Это — не политшкола, а изуродованная судебно-следственная камера».

Будто невдомек Ворошилову и Мехлису, за что отправляли людей под арест, а то и на плаху.

К слову, о начальнике Политуправления РККА армейском комиссаре 1-го ранга Л. З. Мехлисе. Это имя не раз встретится на страницах книги, и не случайно. Этот партийный функционер, личный помощник Сталина еще в 20-е годы, был специально поставлен во главе армейских политорганов, чтобы прибавить «очищению» Вооруженных Сил от «врагов народа» особый динамизм. Он стал злым гением многих и многих тысяч командиров и политработников и словно соревновался с Ворошиловым: кто проявит обостренную бдительность и упечет за решетку побольше врагов.

Отношения между ними складывались отнюдь не безоблачно. В Президентском архиве автору удалось найти этому более чем убедительное свидетельство. Документ касается положения, которое сложилось в Разведывательном управлении Генерального штаба. За 1937–1938 гг. там было арестовано 182 человека, после чего начальник политотдела этого управления И. Ильичев доносил Мехлису: «Вам известно о том, что, по существу, разведки у нас нет… Нет военных атташе в Америке, Японии, Англии, Франции, Италии, Чехословакии, Германии, Финляндии, Иране, Турции, т. е. почти во всех главнейших странах». Но эти прямо-таки вопиющие цифры и факты не произвели на начальника ПУРа никакого впечатления. 20 ноября 1938 г. он, не боясь вступить в конфликт с Ворошиловым, между прочим — членом политбюро, через его голову обратился с письмом к Сталину: «В двух записках я докладывал ЦК ВКП(б) и наркому о положении в Разведупре. Там сидит группа сомнительных людей и шпионов. Начальнику политотдела Разведупра я разрешил разобрать в партийном порядке дело Колосова — бывшего секретаря партбюро, связанного с врагами, выводившего их из-под огня… Сейчас тов. Ворошилов распорядился собрание отменить и вопроса не рассматривать. Нарком хочет ликвидировать политотдел, чего делать нельзя. Надо ввести также и комиссара.