Рафаил Мельников: Полуброненосный фрегат “Память Азова” (1885-1925)

По требованию МТК броневой пояс был ограничен длиной 179 фт с применением траверзов и защитой оконечностей “подводной палубной броней”. Это позволяло вместо предусмотренных спецификацией 733 т отнести на броню 714 т.

На журнале кораблестроительного отделения об утверждении проекта (№ 228 от 31 декабря 1885 г.) И.А. Шестаков положил резолюцию: “чертеж и смешанную броню одобряю, артиллерию ее и расположение ее также, только вижу, что первые — от кормы орудия вовсе не будут иметь обстрела вперед. На водоотливную систему нужно обратить особое внимание. Расположение угля мне кажется соответственным требованиям боя, но вокруг машинных люков непременно устроить гласисы. Впрочем относительно механизма я спрошу — где же прогресс, о котором так говорит Балтийский завод. Весьма удобно строить машины по тому же шаблону, не нужно на новых судах вводить тройное расширение. Кажется, пора передать в главное управление для заключения контракта.” Артиллерию, принятую как на крейсере “Дмитрий Донской” (2 8-дм 30-калиберных и 14 6-дм 28 калиберных пушек) с согласия управляющего затем изменили, приняв длину канала ствола орудий 35 калибров.

25 января 1886 г. 12 чертежей и спецификацию крейсера передали в ГУКиС, а 31 января и. д. главного инспектора кораблестроения генерал-майор Пельциг для наблюдения за постройкой избрал корабельного инженера капитана Александра Евтихиевича Леонтьева 1. (Его брат, также знающий инженер, числился под номером 2). Одновременно ему поручалось и наблюдение за окончанием постройки корвета “Рында”.

5 февраля последовало новое развернутое указание И.А. Шестакова: “поставить на вновь проектируемый фрегат-крейсер в 6000 т, который предполагается строить на Балтийском заводе, паровую машину с тройным расширением пара типа, схожего с тем. какие начал в последние годы строить завод Нейира в Глазгове и теперь строит для корабля “Синоп”. Машина должна быть горизонтальная, способная развивать сколь возможно большую индикаторную силу, применяясь к отведенному для нее”.

Сообщая в МТК об этом распоряжении, начальник ГУКиС вице-адмирал Н.К. Андреев (1830–1888) добавлял, что “строить машину его превосходительство Иван Алексеевич желает непременно на Балтийском заводе” и с соблюдением того срока, в какой его управляюший М.И. Кази (1839–1896) назначил для приготовления крейсера к службе. В связи с этим начальник ГУКиС предлагал МТК “сообразить” — не требует ли это новое решение каких-либо изменений во внутреннем расположении корабля. Чтобы придать, видимо, вес роли мало вникавшего в дела флота генерал-адмирала или исключить возможные возражения со стороны завода, М.И. Казн сообщили, что решение о применении машин тройного расширения и постройке “броненосца” двухвинтовым исходит непосредственно от “его высочества генерал-адмирала Алексея Александровича”.

Понятно, что при такой патриархальной организации проектирования, мало в чем отличавшейся от времени начала его парового периода, когда распорядительное учреждение ГУКиС явно первенствовало над учреждением научно-техническим — МТК. а все решения определялись произволом высших инстанций, от автора проекта — завода-строителя требовались особые способности к инициативе и импровизации. Существо же проекта, создававшегося по ходу постройки обычно мало напоминало первоначальный его замысел и вполне выявлялось лишь ко времени полной готовности корабля. Именно так создавались все корабли адмирала И.А. Шестакова, который, пользуясь представленной ему генерал- адмиралом полной свободой произвола, не стеснялся по несколько раз перекраивать проект уже строившегося корабля. Беззащитность проекта перед произволом жаждавших его усовершенствовать высоких начальствующих инстанций предопределяла неудержимый рост водоизмещения корабля.

Средств борьбы с перегрузкой, кроме бесплодных заключений МТК о ее недопустимости, не существовало. Простейший способ предотвращения перегрузки — страховать проект весомым (опыт давно это подсказывал) запасом водоизмещения — упорно не применялся. Считалось, видимо, неприличным заранее признаваться в предстоящих просчетах при составлении проектной нагрузки. Так считал и М.И. Кази. В представленном им проекте запас водоизмещения также отсутствовал.

Строитель корабля, совершенно бесправный перед лицом руководящей бюрократии, хотя и формально отвечавший за проект, предлагать запас водоизмещения в составе проекта также не решался. Очень было еще далеко до состоявшегося лишь в советское время учреждения должности безраздельно ответственного за проект главного конструктора. Тогда только состоялось строгое организационное разделение сугубо специфических, хотя и связанных между собой структур и процессов проектирования и постройки корабля. Пока же произвол власти фатально обрекал корабли на перегрузку.