Томас Левенсон - Ньютон и фальшивомонетчик

Эта попытка узаконенного убийства провалилась, побежденная добродетелью Чалонера: он был заинтересован только в том, "чтобы выведать измены и заговоры против короля и королевства" и затем "в этом году сочинить книгу о текущем состоянии и пороках Монетного двора … которая, как он надеется, будет полезна обществу". Этого Монетный двор, конечно, не стерпел, и поэтому, жаловался Чалонер, "они отправили его в тюрьму и таким образом препятствовали тому, чтобы он сделал это".

Тюремные тяготы принесли ему "великие страдания и разрушили его здоровье", сделав его "неспособным обеспечивать себя и семью". Кто-то должен вернуть утраченное, или, как кротко выразился Чалонер, дать ему "такое возмещение, какое мудрость и справедливость Вашей чести сочтет наилучшим". [338]

Не могло быть никаких сомнений в том, кого имел в виду Чалонер, говоря о "некоторых людях с Монетного двора". Только у Исаака Ньютона были и средства, и повод использовать государственную власть для убийства человека из личной мести. Ньютон, конечно, это понял. Он скопировал ходатайство Чалонера своей собственной рукой, и в его бумагах сохранились четыре версии ответа. Все они пронизаны гневом и горечью наряду с изрядной дозой презрения.

"Если бы он оставил в покое деньги и правительство и вернулся к своему ремеслу "япончика", — писал Ньютон в первой попытке ответа, — он не был бы столь разорен и мог бы жить так же, как семь лет назад, до того как он бросил это занятие и посвятил себя изготовлению фальшивых монет".

И все же необычный просительный тон заметен и в этих черновиках. Проблема заключалась в том, что Чалонер кое в чем был прав. Свидетелей не нашли. Не была доказана связь между логовом фальшивомонетчиков в Эгаме и самим Чалонером. Дело, как и опасался Ньютон, было до смешного слабым. Его жалоба на то, что Чалонер "стремился обвинить и очернить Монетный двор", звучала как подтверждение того, что причиной ареста Чалонера стало уязвленное самолюбие. Действительно, были "разнообразные свидетели того, что г-н Чалонер прошлой весной и летом собирался заниматься подделкой монет", но делу это не помогало, поскольку ни один из этих свидетелей не согласился предстать перед открытым судом. И, когда Ньютон бездоказательно обвинял Чалонера в давлении на свидетелей, которое "затрудняет судебное преследование и ставит в опасное положение любого, кто захочет предать его суду", он выглядел попросту слабее противника, который его переиграл.

Хуже того, Ньютон добавлял: "Я не знаю и не верю, чтобы Монетный двор дал кому-либо разрешение или указание [339]завербовать его или его сообщников". В этой фразе сквозит попытка замести следы — и неслучайно, ведь именно Ньютон дал деньги Джону Пирсу и велел ему внедриться в эгамскую банду, вытащив его с этой целью из Нюгейта. Ньютон словно заранее отрицает свою вину, на случай если Пирс или кто-нибудь еще из его агентов решится подтвердить историю, рассказанную Чалонером.

Ходатайство Чалонера стало причиной нового официального расследования, и на сей раз роли полностью поменялись: теперь защищался Исаак Ньютон, [340]обвиненный в клевете на невинного человека. Была собрана комиссия из важных правительственных персон, чтобы изучить этот вопрос. И, хотя в нее входили друзья Ньютона — Чарльз Монтегю и такие надежные союзники, как Лаундес и Джеймс Вернон, затем ставший государственным секретарем, — первые свидетели, которых они заслушали, включая самого Чалонера, подтверждали его версию. Однако комиссия устояла, и по мере того, как выступали другие свидетели, в истории истца возникало все больше лакун. [341]В конце концов был вынесен вердикт, который отклонял притязания Чалонера, но так скупо, в такой сжатой форме, что это не удовлетворило Ньютона, жаждавшего полной реабилитации.

Ньютон был расстроен таким пренебрежением — возможно, еще больше, оттого что его самого чуть не поймали, но он прекрасно понимал, кто был истинной причиной всех этих неприятностей. Он был уверен, что Чалонер совершал преступления против короля, и это само по себе было дурно. Но теперь он еще и устроил "заговор против смотрителя".

Это был новый этап: прежде Чалонер был всего лишь одним из анонимных преступников, с которым боролись взаимозаменяемые чиновники. Но теперь все было иначе. Этот преступник целился в одного-единственного чиновника — смотрителя. Из всех, кого смотритель Монетного двора послал в Ньюгейт и на виселицу в те годы, когда он был бичом фальшивомонетчиков, только Уильяму Чалонеру он оказал честь, рассматривая его как личного врага, которого следовало не просто остановить, но сокрушить.