Сеймур Беккер - Миф о русском дворянстве - Дворянство и привилегии последнего периода императорской России

Этих посторонних людей обычно держали под контролем с помощью мер, которые Макс Вебер описал как «барьеры на пути свободного развития рынка» и «власти чистой собственности, самой по себе», препятствуя определенным продуктам «путем монополизации участвовать в свободном обмене. Эта монополизация может осуществляться через правовые установления или традиционно» {162} . В дореформенной России самое ценное благо — земля, населенная крепостными, — была правовыми средствами монополизирована в пользу потомственного дворянства.

Исчезновение этой монополии как следствие освобождения крестьян и превращения сельскохозяйственных земель в самый обычный товар, вместе с разрушением всевозможных цепочек, на которых держались взаимоотношения между дворянами-землевладельцами и крестьянством и место которых заняли чисто экономические отношения (землевладелец и арендатор, хозяин и наемный работник), означало, как сословники это ясно понимали, решающую победу «купеческих ценностей» над ценностями традиционной общины. И в самом деле, Великие реформы отчасти являлись результатом эгалитаризма и стимулом к дальнейшему распространению индивидуалистических ценностей, по самой сути своей враждебных иерархическим и корпоративным ценностям традиционного общества. Уменьшая роль наследственного статуса, реформы увеличивали значение личных достижений. Заменив прежнюю сеть патриархальных отношений между помещиком и его крепостными чисто экономическими отношениями и обратив землю в обычный товар, реформы облегчили превращение производительных функций в главный источник социального статуса. Можно сказать, еще раз используя терминологию Макса Вебера, что в последней трети XIX в. Россия была обществом, в котором традиционный «иерархический порядок» оказался подорванным «притязаниями чисто экономических способов приобретения собственности», и превращалась в общество, в котором «функциональные интересы», а не статусные различия будут играть важнейшее значение {163} .

В России, по сравнению с Западом, традиционная система ценностей и ее способность противиться внедрению «купеческих ценностей» была особенно сильной {164} . [41]Благодаря самодержавности и централизованности политической власти в России, даже группы вполне чуждые сельскому миру были тем не менее подчинены и включены в традиционный иерархический порядок в такой степени, какая была недостижима для сравнительно децентрализованных и плюралистических стран Запада. Более того, первое сословие, стоявшее на страже традиционных ценностей, относилось к купечеству не только с презрением и беспокойством, обычным в отношениях аграрной элиты ко всем, кто не вписывался в строгие рамки сельского мира, но вдобавок еще и с неуважением людей культурно «просвещенных» (благодаря знакомству с западной культурой) к бородатым и одетым в старорежимные кафтаны купцам, служившим, подобно крестьянам и священникам, живым напоминанием о варварстве допетровской России.

Если традиционное общество и его ценности идеализировались сверх всякой меры, новые формы общественной жизни порицались с суровостью и энергией отвращения и презрения, страха и ненависти. Пазухин описывал бессословное общество как «случайные группы имущественников», как бесформенное образование, в котором отдельные люди сгруппированы в соответствии с чисто механическими критериями величины собственности и разъединены «общественным положением, образом жизни, воспитанием и уровнем нравственных понятий», которые и отличают одно сословие от другого. Бессословное общество, доказывал он, «зиждется на зыбкой, ненадежной почве»; если все социальные и политические различия сводятся исключительно к богатству, то только деньги дают чувство уверенности, а общество начинает поклоняться Мамоне {165} . Другие защитники традиционного порядка вещей противопоставляли его безмятежность и патриархальную гармонию, в которой тон задавали верные и бескорыстные дворяне, непрекращающемуся соперничеству, эгоизму и материализму общества, в котором господствуют купцы, ростовщики, кулаки, капиталисты, евреи и иностранцы {166} .

Опасность была реальной и насущной, а ставки — очень высоки. И если сословники были не только убеждены в своей правоте, но и верили в возможность успеха, главной причиной этого были ободряющие их заявления и действия правительства.

Александр III быстро дистанцировался от реформистских тенденций, характеризовавших царствование его убитого отца. В манифесте от 29 апреля 1881 г. новый император поклялся, что сохранит незыблемым принцип самодержавия, и призвал всех верных трону русских людей сплотиться для защиты традиционных ценностей. В 1883 г. он наставлял собравшихся в Москве по случаю его коронации представителей крестьянства: «Следуйте советам и руководству ваших предводителей [дворянства]». А в день коронации Александр многозначительно заверил первое сословие в том, что именно оно является в его глазах «опорою престола» и что он чрезвычайно ценит «полезное и бескорыстное участие дворян в местных делах» {167} .