Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Когда я вошел в воду, оказалось, что здесь значительно глубже, чем я предполагал. Через несколько шагов меня подхватило течение. О какой-либо борьбе с течением не могло быть и речи, я старался лишь держаться на поверхности и двигаться в сторону берега. Проплыв по течению метров около сорока, я счастливо добрался до берега. Только тогда почувствовал огромную усталость. Поскольку в этот день я и так преодолел большой путь, решил отдохнуть и лишь на рассвете двинуться дальше, чтобы в течение дня пройти километров двадцать до другой переправы, через Прут. Свое намерение я осуществил, с той лишь разницей, что переходил Прут не под вечер, а на рассвете следующего дня около четырех часов утра. После перехода через Прут кое-как привел в порядок свой внешний вид, побрился, расправил и вычистил костюм. Пошел по тропинке, которая должна была вывести меня на шоссе Куты-Косов. После часа ходьбы оказался на шоссе и направился в сторону Косова.

Меня охватило какое-то чувство легкости и свободы. Я находился в уже знакомых местах, среди людей, от которых ничем. не выделялся. Чувствовал себя так, словно с меня свалился огромный груз. Через несколько минут пути присел на попутную подводу, направлявшуюся за досками на лесопильный завод в Коломыю, и в этот же день под вечер прибыл туда. Чувствовал себя, как дома. Ведь я отсюда выбирался в путешествие в Париж. Прошелся по городу, который выглядел так же, как тогда, когда я покидая его, направляясь в Румынию. С того времени прошло десять месяцев. Я несколько раз прошел мимо знакомых домов, стараясь заметить, не произошло ли каких-либо перемен, все ли осталось по-старому. Через некоторое время вошел к одному из знакомых. Когда хозяева меня увидели, то без конца удивлялись, как я сюда попал, и вопросам не было конца. Переночевав, я на следующий день поездом поехал во Львов. Чувствовал себя как-то странно, возбужденно и нервно.

Во Львов прибыл поздно, около восьми часов вечера. На вокзале было полно пассажиров. На улицах происходило такое же оживленное движение, как перед войной. Пошел к знакомым, у которых жил до отъезда из Львова, на улицу Калечу, 24, к Бонковским. Здесь также, как в Коломые, меня забросали бесконечным числом вопросов. Не могло быть и речи, чтобы идти куда-нибудь искать ночлега. Меня оставили и устроили, как когда-то.

Итак, я снова во Львове.

На следующий день вышел в город, в тот город, который хорошо знал еще со времен школьных экскурсий, а также по тому времени, когда проходил службу в 12-м уланском полку. Теперь все рассматривал с интересом. То же движение, те же лица и сплошь да рядом хитрая, понимающая улыбка на губах львовских «бацяров».

Побродив немного по городу, стал разыскивать знакомых по имеющимся у меня адресам. Связи оказались хорошими. Уже через несколько часов установил контакт с ячейкой подпольных организаций. В течение последующих двух-трех дней принимал участие в двух собраниях, на которых ознакомил участников с общим направлением политики Сикорского. Уже несколько месяцев у них отсутствовал личный контакт с Парижем. Я был поражен, тем, что эти люди, как-никак представляющие подпольный мир и, как они сами считали, весь народ, все польское общество, совершенно не ориентировались в вопросах внешней политики, в оценке положения и возможности продолжительной войны. Они буквально жили только сегодняшним днем. Прожить до весны, а «там — что будет!». Неустанно ожидали какого-то чуда. Конкретные факты для них не существовали. Кроме того, я убедился, что они были совершенно неправильно информированы. Они были уверены, что наша армия, около трехсот тысяч человек, сконцентрирована на границах Венгрии и Румынии и вот-вот вступит на территорию Польши. Они также были убеждены, что в Англии находится почти полумиллионная польская армия.

С этой точки зрения члены подпольного руководства мало чем отличались от любого завсегдатая кафе, склонного всегда оперировать миллионными армиями и особыми сведениями. Каково же было разочарование моих слушателей, когда я им в осторожной форме показал всю правду о нашей жизни в эмиграции. Я рассказал о том, что ни в Румынии, ни в Венгрии нет никакой нашей армии, рассказал и о том, как все происходило во Франции и с каким багажом наше правительство переехало в Англию. Конечно, я не сказал о происходивших закулисных интригах различного рода. Этого в данный момент они и не поняли бы, да в этом и не было необходимости. Старался внушить им лишь то, что было ясным за границей каждому: война продлится еще верных несколько лет, поэтому мы должны сейчас искать новые политические пути. Должен отметить, что хотя я сообщал им вести, диаметрально противоположные тем, которые доходили до них раньше через курьеров или по письмам, все же моя информация, принятая сначала, по правде говоря, с некоторой сдержанностью, вызвала доверие. В этом мне помогли сводки радио, совершенно ясно излагавшие общее положение. Я несколько раз подчеркивал необходимость создания из всех политических группировок единого политического руководства, чему Сикорский придавал большое значение.