Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

После переговоров в Каире мы примерно 25 августа 1942 года вернулись в Тегеран. Андерс посетил войска в Пехлеви, откуда они перебрались в Ирак.

Снова мы расположились в одной из крупнейших и самых жарких пустынь мира, в страшном зное, малярия продолжала мучить нас.

Сикорский был очень подавлен всем происшедшим. Он был уверен, что до всего этого довел своими интригами и происками Андерс, но не знал, как он это сделал. Взгляды Андерса и его желание вывести армию из Советского Союза ему были давно известны. Но он не мог и предположить, что Андерс пойдет столь далеко, чтобы вопреки его приказам и постановлениям польского правительства на свой страх и риск провести такую ответственную и принципиальную акцию.

За невыполнение приказа, запрещающего Андерсу выезд для встречи с Черчиллем, Сикорский приостановил назначение Андерса на должность командующего польскими войсками на Ближнем Востоке. Он говорил также о своем намерении отстранить его от исполнения служебных обязанностей.

Переговоры по этому вопросу тянулись несколько недель. Посол Кот старался как мог спасти положение Андерса. Совещался тогда с Андерсом по много часов в день и после каждого такого совещания посылал Сикорскому телеграмму, оправдывающую поведение Андерса. При этом советовал оставить его на должности командующего на Ближнем Востоке.

20 августа 1942 года, то есть в тот самый день, когда Андерс улетал в Каир, посол Кот направил Сикорскому такое письмо:

«...Я ужасно подавлен твоей телеграммой Андерсу. Ругать его за то, что он в Москве решал весьма срочные вопросы, это ведь для него невероятно обидно... Запрещение поездки в Каир Андерс воспринял весьма болезненно. Нельзя было к этому так относиться. Если Черчилль вызвал его в Москву для обсуждения вопросов Ближнего Востока и этот разговор перенес на вечер 20 числа этого месяца в Каире и прислал за ним сюда самолет, то чем можно было объяснить отказ от встречи? Нужно было ссылаться на твой приказ, но ведь он опоздал, так как телеграмма пришла в два часа ночи, а вылет был назначен на пять утра. Впрочем, от этого разговора может быть только польза для польского дела. Британское командование не во всем доброжелательно относится к полякам, доказательством чего может служить хотя бы выделение для размещения польского войска районов пустыни, малярийных, куда не посылаются английские солдаты. Я полагаю, что переговоры Андерса дают единственную надежду на отвод наших частей, куда их сейчас направляют. Из Вашей телеграммы следует, будто дивизии, прибывающие из СССР, должны расформировываться и вливаться во второй корпус. Это значит, что Андерс должен быть поглощен Заенцем. Если и можно говорить о каких-либо ошибках Андерса в России, то я уверен, что он своей энергией и полководческим талантом превышает всех здешних на несколько голов и что войска, прибывшие из СССР, не признали бы другого командующего, так как все были очевидцами невероятных трудов и усилий Андерса. Мне кажется, что и Черчилль, и Брук, и другие только в нем видят действительного командующего польскими силами и именно с его мнением будут считаться, — впрочем, это покажет будущее. Интересы нашего дела на Востоке требуют того, чтобы здесь не имели места никакие кризисы, тем более раздраженность. Поэтому видя, как Андерс удручен твоей телеграммой, очень прошу тебя изменить в отношении его тон и показать ему, что он пользуется твоим доверием, которого он заслуживает больше чем те, кто здесь против него интригует по чьей-то команде, сторонники старого режима и «двуйкажи», как будто теперь защищающие тебя от Андерса, а в других разговорах заявляющие, что их вождем был и будет Рыдз...»

Вот этакое письмо послал «приятель» Сикорского посол Кот в то время, когда он уже хорошо знал Андерса и его различные махинации. Сколько лжи в этом письме!

Совершенно очевидно, что Черчилль приглашал Андерса в Москву не для обсуждения вопросов Ближнего Востока. О Ближнем Востоке Андерс не имел ни малейшего представления, и трудно себе представить, чтобы английский премьер-министр искал совета и мнения Андерса на эту тему. Черчилль пригласил Андерса в Москву в расчете на то, что получит определенные конкретные данные о положении в России.

Телеграмму, запрещающую вылет в Каир, Андерс получил в гостинице «Дербент» в десять часов вечера во время ужина, на котором присутствовал и профессор Кот. А в два ночи об этом же было получено шифрованное письмо. Отлет был назначен на восемь часов утра, следовательно времени имелось вполне достаточно для его отмены.