Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Будет тебе, Коля... Ошибается народ, еще как ошибается, его учить да учить, драть как сидорову козу, в кулаке держать. Если б у какого мерзавца рука поднялась на кого из августейших особ - одно дело... А тут - на ихнего затаенного врага... А если и придется соблюсти форму, то пример Асланова на памяти у тебя: он в Баку живет так, как в Киеве тебе и не снится! После Столыпина придут люди, которые поддержат наши проекты с железными дорогами, деньги бешеные, в Биаррице дворец купишь...

Кулябко сразу же отметил слова про "наши проекты", но виду не показал, что свояк проговорился; несколько успокоился; действительно, жить под секирой - не подарок. Столыпин мужик крутой, если до конца укрепится - может голову снесть. Этот все может, при нем чиновному человеку особого спокойствия ждать не приходится...

...Вот поэтому-то после отъезда Спиридовича, пообождав сколько надо в целях конспирации (глядишь, кто потом начнет копать, связывать даты визита свояка и начало р а б о т ы), Кулябко забрал себе несколько дел по эсерам и анархистам, начал чертить комбинации, конструировать план огромного заговора революционеров против гордости России, ее премьера Столыпина.

С этим планом Кулябко отправился в Петербург, "показаться профессору медицины Разумовскому по поводу хронического колита". Встреча со Спиридовичем, таким образом, была оправданной и понятной. Обсуждали вопрос, прогуливаясь по Петергофскому дворцу. Родственник был доволен, обещал подбросить пару-тройку идей на вокзале, когда придет провожать свояка; встретился с дворцовым комендантом, рассказал о грандиозном замысле шурина.

...Выслушав Спиридовича, генерал Дедюлин изумился: - Миленький мой, о чем вы?! Да с нас всех головы поснимают, если вы такую махину организуете и дадите ей сделать то, что должно! "Куда глядели?!", "За что им деньги платят?!", "Отряд террористов обвел вокруг пальца легион полицейских!" Александр Иванович, доверчивая душа, одиночка нужен! Понимаете? Одиночка! Как перст! Никаких групп! Порыв личности! Месть! Но чтоб один! Ясно?! Один!

Поэтому, вернувшись в Киев, Кулябко первым делом вызвал на конспиративную квартиру Владлена Кирича и, порасспрошав еще раз про Александра Муравьева, встречи с ним приказал прекратить на время.

...А Дедюлин, поразмысливши над беседою со Спиридовичем, уяснил себе окончательно, сколь опасное дело начато. Поэтому, сказавшись больным, залег у себя на квартире, никого не принимал, думал.

И надумал он следующее: надобно улучить момент, когда государыня будет одна, и рассказать ей про то, что единственно опасной группой революционеров являются, без сомнения, ленинисты, так называемые большевики, а никак не эсеры. Однако же ленинисты ведут себя столь умно, что под петлю их не подведешь, а с каторги умеют бегать. Следовательно, чтобы эту преступную группу окончательно изничтожить, России потребно потрясение, которое оправдает введение чрезвычайного положения, а тогда - суд скорый, военный, доказательства не потребны, расстрел на Лисьем Носу, никаких вопросов.

Более всего, впрочем, Дедюлин опасался вопроса государыни: "Что вы понимаете под словом "потрясение"?" Никому, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ничего расшифровывать - политика суть союз понимающих с л ё т а, без слов. И все-таки бежать этой беседы нельзя: хоть Спиридович и верен беспредельно, однако же породы нет, слишком прям, заносит. Надо страховаться. Причем страховаться д е л о м, уничтожением на корню социал-демократии, которая тем страшна, что живет книгою, а не эсеровской бомбой и пользуется серьезным авторитетом на Западе.

Государыня словно бы ждала этого разговора; умница, душенька, ни о чем не стала расспрашивать, поняла без слов, заметив:

- Пусть трясет, только чтоб не наш дом... Моему народу встряски угодны, и чем они сильнее, тем воздух потом чище и небеса выше.

(В слове "небеса" вместо "б" говорила "п" - "непе-са", - очень нежно у нее это звучало, как словно у маленькой шалуньи.)

Дедюлин понял: счастье шло в руки, ежели она - "за", о будущем, значит, можно не беспокоиться, поэтому н а ж а л:

- А тому, кто придет, станет неповадно руку поднимать на святые права Первого Лица империи.

Лицо государыни замерло на мгновение, потом она ответила:

- Легче надо жить, мой друг, легче...

Повернулась и пошла из залы, около двери задержалась; тихо, чуть не по слогам, отчеканила:

- Если до конца убеждены, пусть он уходит, вы совершенно правы...

"Его превосходительству ген. Курлову.