Юлиан Семенов - Горение (полностью)

Когда Герасимов доложил об этом Столыпину, тот сразу же отправился в Царское, резко заметив, что жизнь августейшего дома обязана быть прозрачной; гибель морального авторитета самодержца означает гибель России.

Герасимов пытался остановить его: "Погодите, Петр Аркадьевич, не надо торопиться, дайте я к нему пригляжусь, он может нам быть полезен, коли царь нам достался хлипкий". Столыпин резко оборвал его; подчинился; потом казнил себя за нерешительность: страх убивает слова и дробит мысль, будь мы все неладны...

Во время этого п о в о р о т н о г о доклада государю Столыпин, ощущая понятную неловкость, спросил:

- Ваше величество, вам известен Григорий Распутин?

- А в чем дело? - царь надменно поднял голову, хотя в глазах его Столыпин заметил если и не страх, то, во всяком случае, растерянность.

- Мне бы хотелось выслушать ваш ответ. Тогда я объясню, отчего решился поставить такой вопрос, ваше величество.

- Кажется, ее величество как-то говорила мне об этом человеке... Самородок, странник, знающий все святые места державы, прекрасно толкует Библию, своего рода святой...

- Вы его видели?

- Вы считаете возможным задавать мне такой вопрос?

- Именно так, ваше величество.

- В таком случае извольте объяснить, какими мотивами вы руководствуетесь...

- Я непременно отвечу вам, но сначала я обязан - во имя вашего же блага получить ответ, ваше величество.

- Извольте... Я его никогда не видел.

- Ваше величество, речь идет о чести вашей семьи, а может быть, и о самом ее существовании...

- Повторяю, я с ним не встречался, - глаза государя, обычно неподвижные, какие-то с т о я ч и е, быстро метнулись к спасительному окну.

- Но Герасимов доложил иное... Распутин был у вас. Дважды.

Царь резко, словно от удара, откинулся на спинку кресла, потом поднялся и, походив по громадному кабинету, остановился возле камина:

- Ну, разве что Герасимов вам обо мне докладывает... Он следит за мной, да? По чьему повелению? Я за собою слежку пока еще не приказывал наряжать...

- Он следит за Распутиным, ваше величество. С моей санкции. Распутина уже полтора года ищет полиция, его тюрьма ждет...

- То есть как это? - царь с нескрываемым ужасом посмотрел на премьера молящими глазами. - Он бомбист?!

- Беглый вор, ваше величество. И безнравственный хлыстовец, опоганил всех женщин и девушек в своей округе... Это не сплетни, а показания потерпевших и свидетелей... Если хотите, я передам вам его д е л о...

- Ах, увольте, пожалуйста, от этой грязи, - царь даже руки перед собою выбросил. - Я не желаю, чтобы меня погружали в мерзость!

- Но я умоляю вас прекратить с ним встречи, ваше величество! Повторяю, речь идет не только о чести августейшей семьи, но и о ее физическом существовании... Те полтора года, что Распутин скрывался от суда, он вполне мог быть завербован бомбистами - и сейчас только ждет часа, дабы привести в исполнение свой злодейский план...

- Хорошо, хорошо, я не буду с ним более встречаться... Хотя, право же, неужели я не имею права на личную жизнь?

- Вы монарх, - чеканяще произнес Столыпин. - Ваша личная жизнь - это благосостояние подданных.

Столыпин поднялся, потому что стало ясно, что дальнейшего разговора не получится, царь затаил злобу; мягкотелые таят ее долго и забыть никогда не забывают.

Через три дня агентура сообщила, что поздно вечером августейшая семья снова пришла к Анне Танеевой-Вырубовой, когда туда привезли Распутина; Герасимов сразу же позвонил Столыпину:

- Петр Аркадьевич, я написал проект приказа об административной высылке Распутина в Сибирь, на родину. Вы, как министр внутренних дел, имеете право провести это без суда, я это решу сегодняшней же ночью.

- А что случилось?

- Распутин снова у Вырубовой; там же государь с государыней.

- Господи, да не может того быть!

- Может, Петр Аркадьевич, может... Либо вы должны подписать этот приказ, либо разрешите мне лично повстречаться с ним и, говоря нашим языком, завербовать.

- Не смейте об этом и думать! - Столыпин даже ладошкой прихлопнул по столу, не отрывая глаз от телефонной трубки. - Слышите?! Ни в коем случае! Он же об этом скажет государыне! Разве можно?

Через час, подвинув к себе бумагу с текстом приказа о высылке "старца", он прочитал ее дважды, хотел было внести какую-то правку, но не стал; подписал размашисто, с яростью...

Вернувшись, Герасимов вызвал агентов и приказал им арестовать Распутина; немедленно были выставлены посты на вокзале: "старец", однако, как в воду канул.